Двадцать первого июня 1946 года был опубликован в Париже в специальном выпуске «Союза советских патриотов» указ Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1946 года о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих во Франции. Тридцатого июня перед эмигрантами выступил с речью А. Е. Богомолов. На этом собрании были Зуров, Тэффи, Н. В. Кодрянская. Зуров потом рассказывал Буниным, что приходилось вставать двадцать раз; от всего собрания послали приветствие советским властям. Зуров писал автору этой работы 12 августа 1966 года:
«Иван Алексеевич не присутствовал на вечере в зале (театральном (Iéna), где советский посол А. Е. Богомолов торжественно (после долгой речи) вручал б. эмигрантам советские паспорта)». Бунин, разумеется, советский паспорт не брал, Вера Николаевна в одной из статей впоследствии опровергала лживые слухи на этот счет.
Многие были взволнованы, кто-то хотел уехать, другие с ними спорили, у кого-то происходил даже разлад в семье между сторонниками и противниками репатриации. Активизировались советские агенты, впоследствии разоблаченные сотрудники НКВД — ГПУ — враги Бунина: Николай Яковлевич Рощин (о нем сказано выше); Антонин Петрович Ладинский, после войны — «советский патриот», выслан из Франции в 1948 году, вернулся в СССР в 1955 году; Владимир Сосинский, Алексей Эйснер[1008]; Лев Дмитриевич Любимов, в 1940-е годы — «советский патриот», в 1948 году выслан из Франции, приехал в Москву в 1957 году; Василий Васильевич Сухомлин был разоблачен как многолетний советский агент, уехал в СССР[1009].
Эти журналисты, а также Дмитрий Михайлович Одинец, редактор газеты «Советский патриот», вернувшийся в СССР, из тех, о ком Бунин сказал, что они «по своим убеждениям, или по обязанностям, то и дело и всячески хулят, порочат в своей печати эмигрантов» [1010].
За Буниным велась слежка, это видно из материалов МИД СССР, ксерокопии которых предоставил нам артист кино Д. Е. Черниговский. Делались официальные запросы из Москвы посольским работникам о его настроениях и о том, что он пишет, печатает; в ответ шли донесения, пускались в ход фальшивки с жалкой попыткой подделать его почерк. А. А. Гузовский, приславший машину, чтобы отвезти Бунина к Богомолову, как видно из его письма заведующему первым европейским отделом Народного комиссариата иностранных дел СССР С. П. Козыреву, обыкновенный шпион. Омерзительно прикасаться к переписке 1945–1946 годов таких чинов, как председатель правления ВОКСа (Всероссийского общества культурных связей с заграницей) В. Кеменов и заместитель народного комиссара иностранных дел СССР В. Г. Деканозов, читать их просьбы сообщить «сведения», «характеристику», вранье о том, будто Бунин заявлял о желании приехать в СССР.
После ухода из жизни Бунина не оставили в покое его вдову Веру Николаевну. Об этом с некой даже гордостью рассказал бывший дипломат-шпион в «Воспоминаниях советского разведчика», напечатанных в «Литературной России» [1011], его высмеял Л. Лазарев в «Литературной газете» [1012].
Власть, обладавшая мощным репрессивным аппаратом, способным проникать и в зарубежье, не знала, как справиться с писателем, — как его приручить или запугать, — обладавшим во всех цивилизованных странах огромным авторитетом. Уехать в советский «рай» он не захотел, тогда пытались, с помощью своих агентов, оболгать его, показать миру таким, каким хотелось Москве видеть его: идейно порвавшим с эмиграцией.
Д. М. Одинец, публикуя интервью Бунина В. Курилову, оболгал его и исказил некоторые слова, сказанные в частной беседе. Бунин сообщал Алданову 1 июня 1946 года, какое письмо он отправил в газету Одинца:
«Письмо в редакцию „Советского патриота“.
Позвольте заявить в ближайшем номере вашей газеты мой протест по поводу интервью со мной, напечатанного в „Советском патриоте“ от 28 июня. Я твердо и при свидетелях заявил г-у В. Курилову, автору этого интервью, что даю ему право опубликовать только одну мою фразу, выражающую только одно — мою скромную мысль о значительности для русской эмиграции указа 14 июня. Несмотря на это, в „Советском патриоте“ напечатано было нечто совершенно иное: описание моего то якобы „скорбного“, то якобы „взволнованного“ лица и целый набор восторженных фраз, которых я и не думал произносить, — вплоть до заключительной фразы всего этого интервью, резко исказившего выдуманными за меня словами даже тот частный и краткий разговор, на который я был вызван моим собеседником. Ив. Бунин, 30 июня 1946 г.» [1013] Письмо-протест было опубликовано 5 июля. Редактор «Советского патриота» прибавил слова: «Многоуважаемый господин редактор» и «С почтением».
Иные авторы в наши дни пишут, ссылаясь на «интервью» «Советскому патриоту» и на тот факт, что Бунин посетил советское посольство, будто он в 1940-е годы «полевел», а «эмигранты отвернулись от него» [1014]. Размолвка Бунина с Б. К. Зайцевым и М. С. Цетлин, — чему Бунин повода не давал, — затмила таким авторам истинную картину жизни русской эмиграции. Адамович пишет: «Должен без колебаний, во имя истины, сказать, что за все мои встречи с Буниным в последние пятнадцать лет его жизни я не слышал от него ни единого слова, которое могло бы навести на мысль, что его политические взгляды изменились» [1015].
В Париже Бунин «не раз дружески виделся» с К. М. Симоновым. Московские власти послали его уговаривать Бунина вернуться «домой». Вера Николаевна записала в дневнике 11 августа 1946 года:
«Вечером приезжал Симонов, приглашать на завтра на его вечер <…> Понравился своей искренностью, почти детскостью <…> Он уже в Верховном Совете, выбран от Смоленщины.
Симоновское благополучие меня пугает. Самое большое, станет хорошим беллетристом. Он неверующий <…> Когда он рассказывал, что он имеет, какие возможности в смысле секретарей, стенографисток, то я думала о наших писателях и старших и младших. У Зайцева нет машинки, у Зурова — минимума для нормальной жизни, у Яна — возможности поехать, полечить бронхи. И все же для творчества это, может быть, нужно. Симонов ничем не интересуется. Весь полон собой. Человек он хороший, поэтому это не возмущает, а лишь огорчает. Я очень довольна, что провела с ним час. Это самые сильные защитники режима. Они им довольны, как таковым, нужно не изменить его, а улучшить. Ему нет времени думать о тех, кого гонят. Ему слишком хорошо» [1016].
