«В этот страшный момент, — писал свидетель д-р Джеймс Тачер (записки которого, как мы видели, использовал и профессор Н. Каллахан. — Н. Я.), — когда они возносили горячие молитвы всевышнему, офицер зачитал помилование главнокомандующего для семи из них». Были прощены также и трое приговоренных к расстрелу. «Дрожащие преступники, освобожденные от пут и петли, безмерно рады, — заканчивает Тачер, — но они не смогли сойти с помоста без посторонней помощи». Один все же был повешен. Во многих других случаях помилования не было и казнь совершалась.
Но к чему все эти сцены в солнечный период юбилея, зачем напоминать о суровой прозе войны, военно-полевых судах и прочем, да еще связывать все это с именем Вашингтона?
Т. Флеминг заканчивает свою книгу обращением к современникам: «Эта забытая победа напоминает нам многое из истории войны и истории нашей страны, что мы, вероятно, предали забвению или совсем не знали. Историки революции девятнадцатого столетия рисовали борьбу неизменно только как величественную, триумф единого народа, с величайшим энтузиазмом отражающего врага-тирана. Миф этого золотого века единства и идеализма, не соответствовавших действительности даже в 1776 году, преследовал нас и преследует по сей день. Памятуя об этом мифе, мы пытались судить о нашем времени и, конечно, не находили его в наши дни… Прежде всего мы забывали о том, что революционеры устали, их мораль падала, то есть их терзало то же отсутствие единства, которое типично для любой страны, ведущей длительную войну. Можно даже сформулировать аксиому — чем дольше тянется борьба, тем труднее ее участникам определить, где победа, а где поражение».
Следовательно, применительно к сегодняшнему дню — американцы, запасайтесь впрок терпением, будьте готовы не только к невзгодам, но и жестким методам наведения дисциплины в надлежащих случаях. Не верите? Вам напомнили, как действовал Отец Страны — Джордж Вашингтон!
В юбилейной риторике, имеющей прямое касательство к проблемам наших дней, подчеркивается, что Соединенные Штаты смогли победить под водительством «отцов-основателей» только потому, что они были прагматиками.
«Отцы-основатели» стояли не за революцию, а за ограниченную войну, каковой и были кампании 1775–1783 годов. С этой точки зрения она в одном ряду с несколькими десятками войн, потрясавших человечество в XVIII веке. Свободолюбивые лозунги, освещавшие вооруженную борьбу с американской стороны, конструировались для такого же применения, как мушкеты и ядра. Не больше. Констатация этого очевидного положения не меняет, однако, другого: идеи Американской революции наполнились значительно большим содержанием, чем первоначально планировали и задумали ее инициаторы. Эти лозунги приобрели собственную инерцию, поведя США в конечном итоге дальше, чем думали руководители колонистов, развязавшие ограниченную войну против Британии.
Профессор Д. Хатсон, например, в обстоятельном и точном исследовании не оставил камня на камне от мифа о том, что, приняв в июле 1776 года Декларацию независимости, «отцы-основатели» пеклись о неких «высших» идейных соображениях. Нет, доказал он, американские лидеры и Вашингтон, не последней среди них, уверовали: если США не объявят себя независимым государством, Англия-де сговорится с Францией и Испанией, и они придут ей на помощь в подавлении восстания. В качестве платы за помощь Лондон разделит с этими державами свои колонии в Северной Америке. «В результате, — пишет Хатсон, — опасение заключения договора о разделе, как ни фантастичны были слухи о его подготовке, господствовали над умами американских лидеров весной и летом 1776 года, и, по всей вероятности, они были самой важной причиной, приведшей конгресс к принятию 2 июля 1776 года резолюции, объявившей Америку независимой».
Коль скоро в Северной Америке велась ограниченная, регулярная, по понятиям XVIII века, война, лица, ставшие у истоков независимости Соединенных Штатов, не связывали выбор союзников с декларированными ими же идеологическими соображениями. Иностранная помощь была необычайно важна в их глазах и потому, что она снижала необходимость обращения к широким народным массам в собственной стране, то есть устранялась опасность перерастания вооруженной борьбы в социальное движение. Тесное переплетение всех этих мотивов привело к тому, что борьба США против Англии все в возраставшей степени велась чужими руками. То был давний принцип американских колонистов, умевших заставить чопорную метрополию таскать для себя каштаны из огня. Вашингтон душой и телом стоял за это. Только теперь роли изменились — если в прошлом колонисты отбивались от французов оружием и деньгами англичан, теперь французы пришли на помощь в борьбе против Англии.
Как ни прекрасны патриотические легенды, окружающие Американскую революцию, суровая историческая действительность состоит в том, что с 1778 года война за независимость стала лишь одним из театров войны Англии со своими давними соперниками — Францией и Испанией. От противников Англии сражавшиеся США получили материальную помощь.
Представить, что означали эти миллионы долларов по курсу XVIII столетия, — задача непосильная, во всяком случае для автора. К счастью, коллеги, американские историки, не оставили нас, неамериканцев, в неведении относительно значимости сумм помощи по критериям людей современных. Профессор М. Смелсер взял на себя труд сделать соответствующие подсчеты. В первом томе шеститомной истории Американской революции, выпускаемой специально к двухсотлетию, он написал: «В золотых долларах XVIII века общая сумма субсидий была примерно 2,4 миллиона долларов (из них шестая часть испанская), а займы, которые были полностью выплачены после 1789 года, составили 5,6 миллиона долларов (из них испанские 250 тысяч долларов). Если учесть затраты на американские суда в европейских водах, то итог составит около 9,3 миллиона долларов. По современной покупательной способности на американскую независимость Франция истратила примерно 2,5 миллиарда долларов, а самим американцам она обошлась в 1 миллиард долларов. Или Франция отдала за нее около 2,3 процента валового национального продукта. Без французской помощи не было бы победы».
Суммы астрономические, и перекачка их на войну за океаном не могла не иметь серьезнейших последствий для друзей сражавшихся Соединенных Штатов. Участие Испании в войне против Англии привело к резкому дефициту в государственном казначействе, цены в стране подскочили на 20 процентов, пришлось свернуть работы по внутреннему благоустройству. Но куда круче пришлось престарелой французской монархии. Одна из юбилейных тем в США ныне — влияние Американской революции на французскую. Оно и понятно, разъясняет профессор Д. Хиггинботам в специальном труде о войне за независимость, также приуроченном к двухсотлетию: «Такие французские офицеры, как Александр-де-Ламет, Матье Дюма, граф де Сегю, виконт де Ноэй и будущий социалист Сен-Симон, — все без исключения припоминали, что они впервые стали размышлять о свободе на основании контактов с американцами в годы революционной войны. И еще в одном отношении американский вклад был существенным. Хотя революция во Франции была порождена многими политическими, социальными, экономическими и интеллектуальными факторами, некоторые из которых действовали очень долго, недовольство во Франции драматически прорвалось на поверхность в 1789 году, когда французская казна оказалась на грани банкротства. Это и растущая стоимость жизни были результатом расходов французского правительства во время войны за независимость — войны, обошедшейся Франции приблизительно в 2 миллиарда ливров».