Надо сказать, что положение казаков в дни революции было вообще очень сложным. Общественное мнение, подогреваемое пропагандой левых партий, заклеймило их как "прихвостней царского режима". По этой причине казаки крайне осторожно относились к попыткам вовлечь их в любые политические комбинации и соглашались только в том случае, когда им предстояло действовать не одним. Сейчас у казаков отряда Краснова опять проснулся страх быть обманутыми, оказаться в ситуации, когда их руками вершится неправое дело.
Казалось бы, в отряде не было недостатка в агитаторах, которые могли всё убедительно разъяснить. В Гатчине и Царском Селе перебывали все или почти все заметные политические фигуры. Сюда приезжали Чернов и Гоц, почти безвыездно в отряде Краснова находились Станкевич и Савинков. Наконец, не следовало забывать и о главной фигуре — Керенском. Но речи приелись, а слова потеряли цену. К тому же для Краснова стало очевидно, что присутствие Керенского скорее не помогает, а мешает.
Офицеры отряда не скрывали своей ненависти к "главно-уговаривающему". Еще в первый день пребывания Керенского в Гатчине был арестован некто Печенкин, офицер местного гарнизона, известный как "монархист, заядлый враг революции и кандидат в дом умалишенных",[420] задумавший покушение на экс-премьера. Позже Савинков прямым текстом предлагал Краснову арестовать Керенского, поскольку его имя отталкивает от антибольшевистского движения потенциальных сторонников. Как было не удивляться — недавний герой превратился в объект всеобщей ненависти. Однако еще страшнее было другое — то, что сам он это никак не хотел сознавать.
Керенский постоянно торопил Краснова, не считаясь с реальными возможностями. Тем не менее Краснов счел необходимым дать отряду сутки на отдых. В этот день, воскресенье 29 октября, в Петрограде произошли события, которые в другой ситуации могли бы сильно повлиять на исход дела. К этому времени Комитету спасения Родины и революции удалось наладить связь с большинством юнкерских училищ столицы. Было решено, что в нужный момент — когда отряд Керенского—Краснова подойдет непосредственно к городу, юнкера ударят в тыл большевикам. Подготовка этого плана велась в строгой тайне — только центральное бюро комитета было в курсе того, что замышляется, да и то детали были известны лишь самому узкому кругу лиц. Непосредственное руководство подготовкой восстания было возложено на уже известного нам полковника Полковникова.
Для того чтобы проинформировать о готовящемся восстании Краснова и Керенского, к ним был командирован Станкевич. Он на автомобиле добрался до Царского Села и благополучно вернулся назад. Вечером 28 октября Станкевич доложил о результатах своей поездки на заседании бюро Комитета спасения. После его доклада было решено отложить выступление до понедельника. Но восстание началось в воскресенье, за день до намеченной даты, когда отряд Краснова еще стоял на отдыхе в 25 верстах от столицы.
Причины переноса сроков восстания до сих пор до конца не понятны. По словам Станкевича, на этом настоял Полковников, у которого были сведения о том, что большевики готовятся в воскресенье разоружить юнкерские училища. Возможно, причиной этого стал арест одного из членов бюро, у которого нашли подробный план действий на случай выступления.
В четыре часа утра 29 октября юнкера заняли Инженерный замок, где и расположился штаб Полковникова. Одновременно был захвачен Михайловский манеж с находившимися здесь броневиками. После этого небольшой отряд из 75 юнкеров в сопровождении одного броневика был отправлен для захвата Центральной телефонной станции. Под видом смены караула юнкера проникли внутрь здания и разоружили находившихся на станции солдат. Сразу же после этого были отключены телефоны Смольного и других центральных советских учреждений. Но это стало последним успехом восставших.
Большевики сориентировались очень быстро. Уже к десяти часам все юнкерские училища были окружены красногвардейцами и солдатами. Бóльшая их часть была занята без боя. Только Владимирское училище выдержало настоящую осаду и было занято лишь к двум часам дня. Дольше всего держались юнкера, занимавшие телефонную станцию. Они отстреливались до последнего и только к вечеру сдались превосходящим силам противника.
В Петрограде начались страшные расправы. Случаи садистских издевательств над живыми и мертвыми принимали такие извращенные формы, что это невозможно изложить на бумаге.[421] Точное число погибших в этот день подсчитать невозможно, но несомненно, что счет шел на сотни, если не на тысячи. Можно лишь гадать, как развивались бы события, если бы выступление юнкеров совпало, как и предполагалось, с движением отряда Краснова на Петроград. Но к тому времени, когда отряд был готов выступить в поход, восстание в столице было уже подавлено.
За день пребывания в Царском Селе отряд Краснова сумел пополнить свои силы. К нему присоединились неполная сотня лейб-гвардии Сводного казачьего полка, конная батарея из двух полевых орудий, которую привел из Павловска полковник граф Ребиндер (тот самый, который успел прославиться в июльские дни), и несколько десятков юнкеров из Гатчины и Петрограда. Самым серьезным приобретением был бронепоезд, угнанный накануне несколькими офицерами Гатчинской авиационной школы с Балтийского вокзала в Петрограде. В конечном счете в распоряжении Краснова оказалось 630 конных казаков, менее сотни пехотинцев (преимущественно офицеров и юнкеров), 18 орудий, броневик "Непобедимый" и бронепоезд.
Наступило 30 октября, день, которому суждено было стать решающим в истории последней попытки свергнутого премьера вернуть себе власть. С утра было довольно холодно, шел дождь, но ближе к полудню небо очистилось от облаков, и стало как-то почти по-летнему солнечно. С рассветом отряд Краснова выступил в направлении Пулковских высот, где, по сведениям разведки, укрепились большевики. Не доходя до расстояния винтовочного выстрела, казаки спешились и продолжали двигаться рассыпным строем. Сам Краснов расположился на северной окраине деревни Редкое Кузьмино, откуда была возможность наблюдать весь театр военных действий.
Наступление на центральном участке довольно скоро застопорилось — артиллерия противника заставила казаков зарыться в землю. Пушки отряда Краснова отвечали редким огнем, экономя снаряды. Гораздо лучше обстановка сложилась на левом фланге. Здесь наступающих мог поддержать своим огнем бронепоезд, и потому Краснов направил туда неполную сотню лейб-гвардии Сводного казачьего полка. Противник располагал на этом участке фронта многократно превосходящими силами. Но при первых же залпах бронепоезда солдаты разбежались, а находившийся с ними офицер сдался в плен.
