Иоко пришла в восторг, но она хотела заручиться мнением незаинтересованных экспертов. Она начала звонить по телефонам, большую часть которых назвал ей Сэм Грин. Один из экспертов вспоминает, как ему позвонил Сэм и начал объяснять, что пытается продать Иоко за полмиллиона долларов картину Ренуара стоимостью всего двести тысяч. Сэм попросил эксперта подтвердить названную цену, но тот отказался. Вскоре ему перезвонила Йоко. «Я решила вложить деньги в картину, – объявила она, – и хотела бы узнать ваше мнение по этому поводу. Это Лембрандт».
«Миссис Леннон, – ответил искусствовед, – наверное, вы имеете в виду Ленуара?» Когда речь зашла о стоимости картины, эксперт обошел этот вопрос, ответив: «Вы знаете, миссис Леннон, искусство трудно поддается оценке!»
В то время как Иоко не отходила от телефона, желая убедиться в том, что ее не обманывают, Сэм развил бурную деятельность. Ему приходилось бесконечно беседовать с адвокатами Лили Понс и бухгалтерами Леннонов, а также с самой покупательницей. Ежедневно они тратили по нескольку часов на телефонные разговоры, благодаря которым их отношения становились все более дружескими.
9 декабря 1976 года Сэм Грин вылетел в Лондон и оформил сделку по продаже Ренуара. Ленноны были в восторге от того, что сумели превратить бесполезные фунты в дорогостоящее произведение искусства, переходившее в их собственность через год, в течение которого картина должна была экспонироваться в галерее Уокера в Ливерпуле. Оба Грина поняли, что не просто здорово заработали, но и заложили фундамент своему будущему благосостоянию.
Сэм не мог поверить своим ушам. Дело происходило в воскресенье. Празднества по случаю вступления в должность нового президента начинались в среду. Было уже слишком поздно! «Иоко, – взмолился он. – Я сам был в Вашингтоне всего два раза в жизни! Среди моих знакомых нет ни одного политика! Я даже не знаю, с чего начать!» Но Иоко и слышать ничего не хотела. «У тебя получится!» – торжественно заявила она и повесила трубку.
В понедельник утром Сэм выяснил, что все лимузины уже зарезервированы, в гостиницах не осталось свободных мест, а авиакомпании принимают заявки только на лист ожидания.
Во вторник, отправившись пообедать в «Джинджер Мэн» со своей приятельницей Джени Лар (дочерью знаменитого актера Берта Лара), Сэм буквально кипел от ярости. «Эти проклятые Ленноны сведут меня с ума! – провозгласил он. – Представь себе, теперь они хотят во что бы то ни стало присутствовать на завтрашней церемонии инаугурации президента Картера. Такие вещи не делаются в последнюю минуту!»
Дав Сэму выпустить пар, Джени Лар предложила ему помощь. Она была знакома с Робертом Липтоном, продюсером Си-би-эс, который отвечал за телетрансляцию церемонии. «Отправляйся домой и сиди у телефона, – сказала она на прощанье. – Если мне удастся что-нибудь сделать, я позвоню сегодня во второй половине дня».
Несколько часов спустя Сэму позвонила сотрудница Роберта Липтона и сообщила, что в Вашингтоне все готово для приема Сэма и Леннонов: им заказаны билеты на самолет, зарезервированы номера в отеле «Уотергейт» и места на завтрашнее шоу. В аэропорту их встретит лимузин, который останется в их распоряжении вплоть до самого отъезда в пятницу утром.
«Это волшебство! Я сотворил для них чудо!» – воскликнул Сэм, положив трубку. Затем ему в голову пришло единственно возможное объяснение такой небывалой удачи: "Должно быть, они держали все это про запас для Хайле Селассие!215"
16 января 1977 года в квартире Сэма Грина зазвонил телефон. Это была Иоко: «Я знаю, ты можешь все! Чарли Свон сказал, что ты можешь все! Ты – наш добрый гений! Тебе надо бросить все и сконцентрироваться только на этом! Это очень важно для Джона. Теперь, когда он получил свою „грин кард“, он хочет попасть на инаугурацию!» Прибыв в Вашингтон, Сэм Грин и Ленноны облачились в официальные вечерние костюмы и отправились на инаугурацию, которая проходила в Центре Джона Ф. Кеннеди. На Йоко было белое платье без бретелек от Билла Бласса, на шее сверкали толстые золотые цепи и драгоценности, волосы, по настоянию Сэма Грина, были собраны в пучок. Джон набросил на костюм черный плащ на белой атласной подкладке и убрал со лба длинные волосы, собрав их сзади наподобие поэтов эпохи романтизма. После концерта, вместе с другими почетными гостями, они отправились за кулисы поздравить вновь избранного президента Картера. Сэму доставил большое удовольствие тот факт, что его тепло приветствовали многие знменитости, в то время как почти никто не поздоровался с Джоном и Иоко.
Лорин Бэколл, соседка Леннонов по Дакоте, даже приветливо расцеловалась с ним, при этом холодно бросив Леннонам: «Привет, Джон и Йоко!» «Вы, может быть, помните меня, – произнес Джон, когда его представили президенту Картеру. – Я бывший Битл». Президент помнил – но не более того. По странной иронии судьбы, где бы ни появлялись в эти дни Джон и Йоко, им всюду предлагали кокаин.
Но Ленноны не собирались ставить под угрозу вновь обретенную респектабельность и категорически отказывались принимать наркотики прилюдно. Джон вернулся в Нью-Йорк усталым, но счастливым и гордым от того, что новая администрация приняла его столь же охотно, сколь отчаянно предавало анафеме предыдущее правительство. Джон делился впечатлениями о своей поездке в столицу, точно ребенок, побывавший в цирке, и гордо демонстрировал приглашение из Белого дома с выгравированной на нем золотой печатью. Он даже позвал соседей, Кэй и Уорнера Леруа, чтобы показать им видеозапись церемонии, на которой пару раз промелькнули и их лица.
В 1977 году Йоко Оно, которая прежде слыла в Японии паршивой овцой, захотела реабилитировать себя в глазах соотечественников. Она поставила себе целью вернуться на родную землю и занять в высшем обществе место, достойное женщины, сумевшей спасти распадавшийся брак, родить сына и успешно заняться бизнесом. Она объяснила Джону, что было бы большой ошибкой не дать Шону возможности заявить свое право на наследство. В конце концов, у мальчика столько же японской крови, сколько и английской. (При этом не следует забывать, что воспитывали его как чистокровного американца.) Если мальчика в раннем возрасте не свозить на родину матери, ему в дальнейшем будет трудно приобщиться к культуре этой страны. Еще важнее для Иоко было то, что Шона могли не признать полноправным членом клана, и это бы означало, что он не сможет в будущем претендовать на свою долю фамильных драгоценностей и недвижимости. В силу всех этих причин Леннонам было необходимо отправиться в Японию и пробыть там по меньшей мере пять месяцев, живя по высшему разряду, что предполагало немалые расходы. К счастью, они могли оформить свое пребывание в Японии как деловую поездку.
Джон не имел ни малейшего желания туда ехать, а тем более так надолго. Ускоренных курсов было, конечно, недостаточно для того, чтобы научиться говорить по-японски, а кроме того, поездка лишала его возможности отдохнуть на море. Тем не менее он привычно уступил настойчивости и решительности своей жены.
Всю весну Иоко провела, готовясь к летней кампании. Она стремилась устроить так, чтобы каждое появление Джона в обществе сопровождалось толпой журналистов и фоторепортеров, как несколько лет назад это было в Англии и в Америке. Для этого им было необходимо постоянно держать на самом высоком уровне планку своего звездного статуса. В этой связи элементом первостепенной важности становилось ежедневное появление на людях в новом наряде. Необходимость всем троим пять месяцев ежедневно переодеваться порождала потребность в целой Фудзияме шмоток. При этом одежду необходимо было купить в Нью-Йорке. К счастью, рядом оказался Джон Грин, которому и поручили завершить закупку одежды и быть готовым по первому требованию отправить в Японию пополнение ленноновского гардероба.
Вторым важным моментом было размещение. Йоко настаивала на том, чтобы они остановились в императорских или президентских апартаментах лучшего токийского отеля «Окура». Но вся проблема заключалась в том, что эти дорогие номера, стоившие около тысячи долларов в сутки, пользовались большим спросом у богатых людей и компаний, которые зачастую заказывали их за год вперед. Йоко поставила себе задачу так организовать пребывание в Японии, чтобы каждый раз, когда им придется освобождать занимаемый номер, это выглядело так, будто у них на это время другие планы. Иоко мало заботило, чем будет заниматься семья в Японии в течение пяти месяцев. Но она твердо знала, чем будет занята сама.
Не стоит и говорить о том, что за всеми этими приготовлениями внимательно следили медиумы миссис Леннон. На кухне в квартире была установлена горячая линия таро, и Джон Грин ночевал здесь в течение всего лета, чтобы, не дай Бог, не пропустить послеполуденного звонка Иоко, который раздавался примерно в три утра по нью-йоркскому времени. Ёсикава вычислил, что наиболее благоприятным моментом для отправления Джона, Шона, Масако и Ниси Фумия Саимару, слуги Джона, был конец первой недели мая, в то время как Йоко предстояло выехать только пять дней спустя. К месту назначения все должны были прибыть с юга, то есть пролететь через всю Японию, совершить посадку в Гонконге, а затем снова – уже всем вместе – вылететь в Токио.
