Ознакомительная версия.
3
Далее следовало: которого посадили в начале тридцатых годов.
Далее следовало: «Мы дураки, нам хорошо вместе».
Далее следовало: и собственной деятельности – я говорю о живописи, в которой была совершенно случайным гостем, но которую едва не стала культивировать ради самоутверждения.
Далее следовало: Он вообще плохо переносил одиночество, а тем более в возрасте семнадцати-восемнадцати лет.
Далее следовало: Весь быстро промелькнувший роман строился именно с этой установкой.
Далее следовало: Я приехала из Москвы в Воронеж, и он на извозчике рассказал мне про это стихотворение (остальные прислал в письме в Москву) и просил до его смерти не читать. Я эту просьбу выполнила.
Первоначально было:…он всегда помнил, что он «в ответе».
Цитата по памяти, «Разговор о Данте», с. 41. – Здесь и далее примечания Н.Я. Мандельштам 1977 г.
С.-р.
Гендельмана.
Актер Камерного театра – Шура Румнев.
Шенгели.
Нарбут.
Петровых.
Где получил Тарасенков текст «Квартиры»? Может, и там.
Лева Бруни.
Люлю Аренс.
Шенгели.
Маргулис.
Эрдман.
Тышлера.
Чаадаев.
Не выходили.
К этому времени у О. М. начались сердечная болезнь и тяжелая одышка. Евгений Яковлевич всегда говорил, что одышка О. М. – болезнь не только физическая, но и «классовая». Это подтверждается обстановкой первого припадка, происшедшего в середине двадцатых годов. К нам пришел в гости Маршак и долго умилительно объяснял О. М., что такое поэзия. Это была официально-сентиментальная линия. Как всегда, Самуил Яковлевич говорил взволнованно, волнообразно модулируя голос. Он первоклассный ловец душ – слабых и начальственных. О. М. не спорил – с Маршаком соизмеримости у него не было. Но вскоре он не выдержал: ему вдруг послышался рожок, прервавший гладкие рассуждения Маршака, и с ним случился первый приступ грудной жабы.
Валю Берестова.
Каверин. Он прочел «Воспоминания» и сказал: «Напрасно вы об этом вспомнили».
Увидела и пришла в отчаяние…
Шкловский сознавал, пока жила Василиса. В ней благодать.
Это был соученик Евг. Эмильевича.
Сын Троцкого.
Первоначально было: Она перед смертью тоже пересматривала свою жизнь и пришла к выводу, что связь двоих – мираж. По ее расчетам, связь эта держится не больше семи лет, «а потом – фьюить!». Наши отношения с Мандельштамом казались ей аномалией, и она пыталась их разгадать, засыпая меня вопросами, на которые я отвечала шутками. Во всяком случае, вариант с «фьюить!» несравненно человечней и приемлемей, чем то, что произошло с нами. В нашу жизнь ворвалась посторонняя сила и разбила ее.
Ознакомительная версия.