53
Имеется в виду всеславянский радиомитинг «Славяне едины в борьбе с немецким фашизмом» с широкой радиотрансляцией за границу, проходивший 10–11 августа 1941 года в Москве. Выступления его участников и отчет о митинге передавали по радио на весь мир, его опубликовали все центральные и региональные газеты. — Прим. ред.
Речь идет об оказании первой медицинской помощи в случае отравления химическим оружием. — Прим. ред.
Соломон Михоэлс (1890–1948) — театральный актер и режиссер, общественный деятель, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии второй степени, первый председатель Еврейского антифашистского комитета. В 1948 году был убит в Минске сотрудниками Министерства государственной безопасности СССР, убийство было замаскировано под несчастный случай. — Прим. ред.
Яков Флиер (1912–1977) — советский пианист, педагог, народный артист СССР. — Прим. ред.
Людоед. — Прим. ред.
В конце октября 1941 года со мной произошла странная вещь — то ли совпадение, то ли телепатия. (Я только не помню, было ли это действительно 29 числа.) Когда я ложилась спать, я всегда клала рядом с собой на стул любимые наручные часы Билльчика (они у нас были единственными в доме). И вот утром я тогда вдруг проснулась от странного царапающего звука: часы на фанерном сидении стула, казалось, подвинулись, словно кто-то хотел их снять оттуда или, наоборот, положил. Я приподнялась, взяла часы в руки — было шесть. Попробовала повторить тот звук — получилось. Но сами они не могли шевельнуться. «Наверное, Билльчик вспомнил о них», — подумала я тогда. А теперь думаю — он умирал в ту минуту и вспомнил обо мне.
Имеется в виду Иваньковское водохранилище, расположенное в Тверской области, в верховьях Волги. — Прим. ред.
На самом деле композитор этой колыбельной до сих пор не известен, авторство часто приписывают Моцарту. — Прим. ред.
Ave, Caesar, <Imperator>, morituri te salutant (Славься, цезарь, <император>, идущие на смерть приветствуют тебя) — согласно сочинению римского историка Гая Светония Транквилла, этими словами гладиаторы, отправляющиеся на арену, приветствовали императора Клавдия. — Прим. ред.
Это была правда. В аудиториях были блохи и порой шныряли крысы.
В моей жизни еще дважды живо воскресали воспоминания о том лете в Луховицах — Чурилках. В 1971 году я ехала на теплоходе в Рязань. После пристани Дединово я не отрываясь смотрела на правый берег, надеясь увидеть хоть какие-то следы Чурилок. Но берег оказался слишком высоким, и ни одного строения с реки не было видно. Зато от самого Дединова вдоль берега тянулись деревья, довольно толстые. Кто и зачем их посадил? Ведь их в половодье должно заливать. Может быть, для укрепления берега? Значит, в том месте уже нет так поразившего меня тогда бескрайнего простора. Второе напоминание о «Красной пойме» — пример того, как тесен мир. От Иры я много лет слышала о ее приятельнице Доре, которая, окончив институт на отделении французского языка и недолго проработав в школе, стала зарабатывать себе на жизнь шитьем. Портниха она была прекрасная, за пошив брала дорого и очень разбогатела. Ира часто рассказывала о ней, но встретиться нам все не доводилось. Увидела я ее только в 1984 году, на Ирином 60-летии. За столом шел оживленный разговор, коснулись школы, преподавания там языков, и Дора сказала, что, хоть в институте и учила французский, преподавать ей приходилось английский. На мой вопрос она ответила, что закончила МГПИИЯ. «В каком году?» — «В 1945-м». — «Тогда вы, может быть, знали Эру Воеводу?» — «Это красавицу-то? В одной группе учились». Дальше она стала рассказывать, что вся их группа (как и мы с Людой тогда) была влюблена в профессора Звавича и как он потом бросил свою жену и женился-таки на одной студентке из их группы… «А летом, — спросила я, — вы ездили куда-нибудь на трудфронт?» — «А как же. Никогда не забуду, как мы весело жили в Луховицах, на самом берегу Оки». — «В Чурилках?» — «А вы откуда знаете?!» Оказалось, она была одной из тех шумных и веселых девушек, которые жили в соседней с нами комнате и доводили нашего юношу-пасечника. Очень приятно было через сорок лет вспомнить то время, и радовало, что и другие помнят те прекрасные места.
Валя Емельянова, наш министр скотоводства, в то время уже была замужем за офицером Павлом Романенко, а летом, после госэкзаменов, у нее родилась дочка, на которую мы все ходили смотреть. В том же году она вместе с мужем уехала на Дальний Восток, и я о ней больше не слышала — много лет. И вдруг, в 1983 году, мне говорит Таня Бусурина (моя приятельница по работе в МГИМО): тебе привет от Вали Романенко! Оказалось, муж Тани лежал с больной ногой в больнице и подружился с соседом по палате, Павлом Романенко. Один раз Таня навещала мужа одновременно с женой этого Романенко. Познакомились, разговорились: обе в разное время кончали МГПИИЯ. «Я в 1952-м, а вы когда?» — «Я в 1945-м». — «Одна моя подруга тоже. Может, вы знаете ее…» Примерно через месяц мы были в гостях у Вали. Оказалось, что живем мы совсем недалеко друг от друга. Вспомнили студенческие годы, посмотрели фотографии. И я узнала грустное — Валина подруга Галя Скребкова (Галембус, наш милый министр внутренних дел) умерла от рака еще в 1955 году.
День Победы. — Прим. ред.
Кажется, здесь уместно привести еще один пример того, как мир тесен. Когда я училась в десятом классе, я однажды прочитала написанное на парте карандашом: «Кто здесь сидит в I смене? Я Иза Шевес, 5-й кл. «Б». Я нацарапала ответ, и мы с этой девочкой обменивались короткими фразами. Один раз между сменами увидели друг друга, улыбнулись. Примерно в ту же пору мы ехали как-то с Билльчиком в троллейбусе в направлении нашей Колхозной площади, и папа вдруг увидел знакомого мужчину: «А, вы тоже здесь живете?» — «Да, я в Ананьевском переулке». — «Мы вот тоже с дочкой домой едем». — «В каком классе ваша дочка? В какой школе учится? Ах, моя Иза тоже в той же школе, она еще только в пятом классе, круглая отличница». Наша остановка, мы сошли. «Кто это был? Очень симпатичный мужчина». — «Работал когда-то у нас в Станкоимпорте». — «Как его фамилия?» — задаю я совсем уже праздный вопрос. «Шевес». И вот теперь, сидя как-то у Нели, я небрежно перебираю тетради ее студентов, смотрю Нелины поправки и отметки, читаю фамилии на обложке. Вдруг — аккуратненькая тетрадка, внутри одни пятерки, — И. Шевес. «Неля, это парень или девочка?» — «Это девочка, Иза Шевес». «Опиши, как она выглядит». «Черненькая, кудрявая. Учится лучше всех». Так мне три раза косвенно попадалась совсем незнакомая мне Иза Шевес.
