Проснулась я рано, часов в семь утра, было уже светло. Быстро одевшись и позавтракав в ресторане отеля, я в составе нашей группы историков отправилась на открытие конференции. Она происходила в старинном средневековом палаццо знаменитого генуэзского банка Сен-Джорджио, возникшего еще в XIII веке. Это величественное здание выходило на не очень широкую площадь, огражденную парапетом. За ним шумела, пенилась и искрилась на солнце синяя вода Генуэзского залива, полукругом охваченного красавицей Генуей. У входа в залив, на расстоянии примерно километра от города, сверкал на солнце знаменитый Генуэзский мол, тоже построенный еще в средние века. Невозможно было не любоваться всей этой красотой, но мы спешили на заседание.
В зале собрался весь цвет итальянской медиевистики, и я впервые познакомилась с такими крупными учеными, как Манселли, Брецци, Виллани, Ди Роза, Дж. Керубини, и многими другими, с кем потом неоднократно доводилось встречаться на разных международных форумах. Нас принимали очень хорошо и торжественно, но для делегации всего из трех человек это иногда становилось тяжело. Если кто-то из нас опаздывал, заседания не начинались. Мы сделали доклады — я по советской медиевистике (там была тема и по историографии), Новосельцев — о генуэзских колониях в Крыму, Тихонов — по истории русского феодализма. Все доклады вызвали дружественный интерес. Сделали ряд интересных докладов и итальянцы. Особенно интересным для меня оказался доклад Брецци о развитии итальянской медиевистики в послевоенный период. Он говорил о том, как еще в фашистский период наиболее передовые и мыслящие историки стали отходить от крочеанства к марксизму, хотя и в тайне; как после второй мировой войны это влияние марксизма постепенно усиливалось. И хотя докладчик подчеркивал, что большинство итальянских медиевистов не являются марксистами, но испытанное ими влияние этой доктрины, по его мнению, оказалось очень плодотворным. Говорил он и об итальянских историках-марксистах, о Грамши и его последователях. Меня поразила тогда та терпимость, с какой он оценивал разные точки зрения, столь далекая от обычного у нас стремления во чтобы то ни стало изыскать какие-нибудь недостатки у историков-немарксистов.
Ежедневные совместные обеды в милой траттории на набережной «у самого синего моря» сблизили нас с нашими итальянскими хозяевами, всегда внимательными и благожелательными. Генуэзский историк Писторино, занимавшийся генуэзскими колониями в Крыму, рассказал нам о богатейших генуэзских архивах, содержащих огромную документацию по этой теме, приглашал наших историков приезжать в Геную для работы там.
Хотя заседания продолжались три дня с небольшим перерывом и нам приходилось присутствовать на каждом из них, мы все же успели кое-что посмотреть в Генуе, побродить по ее узким улочкам, побывать в музеях, осмотреть соборы. Нашим гидом был молодой профессор Генуэзского университета Дж. Реборо, сам уроженец Генуи, прекрасно ее знавший. Город показался мне очень красивым, особенно при той хорошей погоде, что сопутствовала нам. Белые строения, яркая зелень и чудесная синева моря — сверкали на солнце. Но красота этого города была совсем другой, нежели красота Венеции с ленивой водой ее каналов и праздными толпами туристов. Он не походил на сказку, но казался, напротив, деловым, трудовым и погруженным в повседневные работы.
В последний день работы конференции Реборо и наша гидша из общества «Италия — СССР» на машине повезли нас вдоль моря на генуэзскую ривьеру, которая является продолжением французской. Один за одним мелькали перед нами маленькие курортные местечки, городки, расположенные вокруг морских бухточек, которыми испещрено побережье. Мы пообедали в загородном ресторане, поели знаменитую итальянскую пиццу, насладились чудесными видами и свежим морским воздухом. На четвертый день утром мы выехали из Генуи в турпоездку. И я во второй раз увидела Венецию и Болонью, Падую и Флоренцию и Вечный Город — Рим. Эта новая встреча была для меня не менее радостной, чем первая, она была окрашена прекрасным чувством узнавания ранее увиденного, и я ощущала себя счастливой от того, что смогла еще раз повидать всю эту красоту.
На этот раз Рим произвел на меня более сильное впечатление, я острее почувствовала выступающую на всех его перекрестках седую античную древность, особенно после поездки в Остию, о которой писала выше, и посещения базилики Св. Павла, построенной еще в римскую эпоху.
Через два года, в 1978 году, я имела счастье поехать во Францию. И это не оговорка, именно счастье, о котором всегда вспоминаю, когда мне становится плохо и грустно, и от которого теплеет на душе.
Я с детства увлекалась французской культурой, литературой, историей, позднее — живописью и музыкой. И неудивительно — именно оттуда произрастали традиции русской культуры, в которых я была воспитана. Со времен юности обворожил меня легкий, изящный гений французского народа, яркий, острый, афористический, эмоциональный и одновременно высокоинтеллектуальный и рациональный, древний и вместе с тем современный. Занятия историей, в частности средневековой, укрепили эту любовь и симпатию. Все в истории этой страны, как и во французском национальном характере, если судить по литературе, казалось соразмерным, гармоничным, удивительно последовательным. Труды французских историков восхищали своей логикой в обобщениях и постановке проблем, системой доказательств и выводов. Оставила след в душе и та боль, которую я испытала в 1940 году, в трагические дни падения Франции и Парижа, и то восхищение, которое вызывало во мне мужество де Голля и «Сражающейся Франции», героизм французского Сопротивления и летчиков эскадрильи «Нормандия — Неман», сражавшихся в нашей стране. И хотя все это стало уже историей, оно продолжало ассоциироваться с Францией, как и имена моих современников — Жолио-Кюри, Сент-Экзюпери, Веркора и многих других. Неудивительно, что я мечтала побывать в этой стране, и когда случай представился, я не раздумывала, готова была оплатить эту давно желаемую поездку, как бы дорого она ни стоила.
А случилось так: в течение многих лет все мы, советские медиевисты, получали из Центра изучения средневековой цивилизации при университете в Пуатье приглашения на ежегодные летние семинары, которые там проводились, и каждый раз оставляли их без ответа. В 1978 году собралась небольшая группа медиевистов в составе шести человек, решивших под флагом участия в этом семинаре пробить поездку во Францию по каналу научного туризма. Неожиданно акция удалась, да еще и на очень хороших условиях. Группа была маленькая, всего семь человек (к нам присоединился и возглавил нашу женскую команду тогдашний ученый секретарь института латиноамериканист Николай Петрович Калмыков), и поэтому везти ее на обычных условиях Интуристу было невыгодно. Он дал нам гида только на пребывание в Париже и обеспечил нас гостиницей, в Пуатье и в других местах мы оказались предоставленными самим себе. Соответственно значительную часть денег нам выдали на руки, чтобы мы питались, так сказать, за свой счет. Таким образом, мы поехали во Францию более основательно снабженные деньгами, чем обычные туристы. До последнего дня мне не верилось, что я полечу в Париж. Но вот в середине июля мы вылетели из Москвы и через три часа оказались в Париже.
