А.К.: Пили они еще зверским образом во время сочинения «Джин Грина», Вася рассказывал. Хотя Овидий Горчаков лежал в лежку, поскольку у него было что-то с позвоночником и его мучили жуткие боли. Но, тем не менее, пили…
Е.П.: А вот еще мы о ком не поговорили — о Васиных друзьях казанского детства и юности. Его школьных соучениках, однокашниках по мединституту…
А.К.: Ты знаешь, я честно скажу: для меня это белое пятно. Может, на нашу книгу они откликнутся. Если, конечно, живы. Хотя что они могут вспомнить, когда целая жизнь у них врозь с Василием прошла? Как девчонок за косички дергали?
Е.П.: Я некоторых его казанских знаю. Вот, например, замечательный хирург Ильгиз Ибатуллин, Гизя, как его именовал Аксенов, не просто доктор, а еще и доктор медицинских наук. Или Ринат Зулкарнеев, профессор травматологии и экстремальной хирургии. Или знаменитый физик Роальд Сагдеев, который нынче в Штатах, женат на внучке Эйзенхауэра. Ильгиз и Ринат мне рассказывали, что когда Вася хотел перевестись из казанского в питерский мед, то его тормознули, потому что нужна была справка от матери. И они ему собирали деньги, чтобы он слетал в Магадан за справкой за этой, понимаешь? Есть мемуары его одноклассницы Лии Заровой-Дмитриевой, где она рассказывает, в какой бедности пребывал подросток Вася, спал на железной койке в коридоре. Бывают странные сближения: писатель Георгий Садовников, как мы уже вспоминали, тоже учился с ним в одном классе. Вася и Жора. Оба стали писателями. Садовников к Аксенову всегда очень нежно относился, и Вася платил ему той же монетой. Еще где-то на Ставрополье живет писатель Георгий Шумаров, сокурсник Аксенова по Ленинградскому мединституту, с которым Вася делил комнату в Питере, и они вместе, как говорится, начинали, печатались в студенческой газете.
А в Самаре — давний друг Аксенова профессор Владимир Виттих, джазовый пианист и по совместительству директор Института проблем управления сложными системами Российской академии наук. Мне очень жаль, что лет двадцать назад, когда уже стало можно, никому не пришла в голову здравая идея записать воспоминания друзей, знакомых, близких Аксенова. Сейчас, боюсь, уже поздно, уходят люди один за другим.
А.К.: Ты знаешь, о ком мы еще не поговорили? Об иностранных Васиных друзьях. А их ведь тоже изрядное количество было. Переводчица Лили Дени во Франции, датский журналист и писатель Сэм Рахлин…
Е.П.:…в какой-то степени мой землячок. Родился в Якутске, в ссылке, куда отправили перед войной его родителей, литовских евреев, по случаю присоединения Литвы к СССР. Их везли по Лене на север, все дальше и дальше, и пущена была параша, что их везут на Чукотку, а оттуда через Берингов пролив депортируют в Америку.
А.К.: Лили Дени, Сэм Рахлин, американская славистка Ольга Матич, американский отставной адмирал, забыл имя, еще какие-то неизвестные мне американские личности, прототипы его «американских» книг…
Е.П.:…русско-французский старик, правнук Льва Толстого Илья Иванович Толстой, с которым мы в Биаррице вместе встречали две тысячи шестой год, когда я гостил у Васи с Майей. А еще в Америке — польский профессор-физик Валерий Маевский, замечательная, по словам Васи, персона. Всех его забугорных друзей мы все равно не знаем.
А.К.: Самых главных американцев забыли, сыгравших огромную роль в жизни Васи, — Карла и Элендею Профферов, создателей легендарного издательства «Ардис», где печатались многие книги Аксенова…
Е.П.:…и альманах «МетрОполь», и альманах «Каталог», и «весь Набоков», и Фазиль Искандер, и Саша Соколов, и Лимонов, и Копелев. И первая моя книжка «Веселие Руси» вышла в «Ардисе» в советском восемьдесят первом году.
А.К.: В сущности, когда Васю лишили гражданства, ему больше не к кому было ехать, кроме как к Профферам, которые его с Майей на первое время приютили в своем доме.
Е.П.: Такая несправедливость, что об этом сейчас забывают. Равно как и о том, что «Ардис» фактически спас на излете коммунизма всю новую русскую литературу. Потому что до «Ардиса» альтернатива была простая: или ты советский писатель, или антисоветский. Третьего не дано. Советский писатель — так иди служи большевикам, а если антисоветский, тебя рано или поздно посадят за то, что ты печатаешься в «Посеве» и «Гранях», изданиях Народно-Трудового Союза, официально объявившего своей целью свержение большевизма в СССР, или в «Вестнике РХД», который тоже считался антисоветским центром. А Профферы вдруг развели издательство, которое позиционировало себя как чисто литературное. Сначала это были перепечатки забытых писателей двадцатых годов, потом Булгаков, Набоков, потом пошло-поехало, и раскусили их только по случаю «МетрОполя», а за год до этого они еще участвовали в Московской книжной ярмарке, где их эмигрантский павильон продвинутые читатели осаждали с утра до вечера, раскрав половину привезенных ими книжек. Между прочим, с ведома Профферов, о чем мне говорила Элендея, которую по недосмотру пустили в Москву по туристической визе году, по-моему, в восемьдесят третьем, а потом, спохватившись, напечатали про нее фельетон в «Литературной газете», что она якобы приехала в Москву собирать второй номер «МетрОполя». И было это стопроцентным враньем про второй номер, можешь мне поверить. Вася очень их любил — и Элендею, и Карла, царство ему небесное. А еще в Васиной судьбе, равно как и в судьбах всех участников альманаха «МетрОполь», важную роль сыграл старый американский дипломат, работавший в Москве, Рэй Бенсон. Он сейчас на пенсии, в штате Вермонт живет.
А.К.: Не хочешь разъяснить свои странные слова про судьбу «всех участников альманаха»?
Е.П.: Не хочу. Время еще не пришло, как обычно в таких случаях говорят… Так… В Штатах. С кем он еще дружил в Штатах? Общался с Сашей Соколовым, но вряд ли они дружили. Саша, когда был в Москве, отозвался об Аксенове в нашей частной беседе как-то несколько так иронически.
А.К.: Аксенов вообще довольно далеко держался от прочей литературы эмиграции. Он не дружил с Довлатовым, Юзом Алешковским. Юз близок к Бродскому, Бродский называл его «Моцартом русского языка», а Вася был с Бродским… ну в ссоре.
Е.П.: Хотя я однажды получил от Васи письмо, где он мне описал, как неожиданно встретился с Юзом во Флориде, и они сидели на набережной, пили пиво, предавались беседам о московском философе Викторе Тростникове, участнике «МетрОполя»…
А.К.: А вот с кем Вася действительно близко дружил в эмиграции, несмотря на разницу возрастов, это с Мишей Генделевым. Мишка просто пришел к нему однажды в Вашингтоне познакомиться, а подружились на всю жизнь. Генделев в Израиле воевал в качестве военного врача. Потом демобилизовался. В своем биографическом романе «Большое русское путешествие» он описывает, как явился в Америке к Аксенову в израильской шинели на голое тело. Вот. Они с возрастом дружили все сильнее, все глубже, и Миша — один из тех, про которых я говорю «ближний круг Аксенова»… Я вспоминаю вот, кто был у Васи в его шестидесятилетие, которое мы справляли уже здесь, в высотке на Котельниках… Юлик Эдлис был, тоже, надо сказать, очень Васе преданный человек. А вот кого мы непростительно посмели забыть, так это Алешу Козлова. Вот уж кто действительно Васе был близок всю жизнь. Ближний круг, джазовые люди… Я вспоминаю смешную мелочь. Вася, еще советский писатель, собрался в Штаты в семьдесят пятом году и спрашивает Козлова: «Что тебе из Америки привезти?» И тот, не задумываясь, отвечает: «Джинсы». Представляешь? Не Фолкнера первое издание, не «Архипелаг ГУЛАГ», а джинсы. И Вася привез ему джинсы.
