Почему? Почему я теряю все, во что я верил и что мне было так дорого в жизни? Я искал ответы на эти вопросы в бесконечных молитвах. Увы, все ответы, казалось, были замкнуты в склепе равнодушного молчания. Надежда окончательно покидала меня.
О Мастер! Какое-то время я даже сомневался в вашей любви ко мне, никчемному ученику, которого вы, казалось, полностью покинули. Мне доставляло почти невыносимую боль даже читать ваши слова или слушать запись вашего голоса. Я мысленно припадал к вашим стопам и напоминал вам, что был неизменно предан вам, даже если вы отвергли меня. Признаюсь, в своем отчаянном одиночестве я чувствовал себя отвергнутым. И только через годы мне довелось понять и признать: то, что случилось, было благодеянием для меня и для тех добрых дел, которые вы могли бы совершить через меня.
Сначала мое затруднительное положение поставило меня в тупик. Конечно, я мог бы прийти к Богу разными путями, но мой путь был путем Мастера; я был предан этому пути. Как можно было примирить этот факт с моим отходом от его работы? Большая часть моих обязательств заключалась в служению ему, и в то же время я спрашивал себя, могу ли я вообще продолжать служение? Пока я работал в его организации, все представлялось совершенно ясным: служение Мастеру просто означало служение Обществу Самоосознания. Однако теперь, когда я был предоставлен самому себе, я опасался, что если буду пытаться служить ему, то это каким-то образом может оказаться плохой услугой. Мое беспокойство усугублялось еще тем, что после Дая Маты я был, возможно, одним из самых известных живых учеников Йогананды, особенно в связи с тем, что только я ездил с лекциями в разные страны мира. Члены Общества Самоосознания будут огорчены, обнаружив, что я больше не принимаю участия в работе. Не будет ли лучше для дела, если меня навсегда забудут?
Но мне предстоит еще прожить мою жизнь, жизнь, которая была беззаветно отдана служению Мастеру. Конечно, было немыслимо допустить, что единственным путем моего служения ему был отказ служить ему!
К счастью, истина никогда не относилась к категории невозможного. Это единственный надежный остров в бескрайнем море человеческого невежества. Моя ошибка заключалась в том, что я ограничивал Мастера его организацией, Мастера — этого великого Гуру, сознание которого присутствовало в каждой молекуле воздуха, которым я дышал! Действительно, он основал организацию, которая была надлежащей и официальной хранительницей его учения, но это не значило, что вне ее мир перестал существовать! Он сам часто говорил, что не помышлял основать секту. Те ученики, которые могли работать в этой организации, хорошо делали, работая в ней, но что делать тем, кто не мог? Они не освобождались от долга служить ему в соответствии со своими лучшими побуждениями и возможностями. Как учитель мирового значения, Парамаханса Йогананда принадлежал этому миру. И я, как его ученик, получил благословение поделиться тем, в чем так настоятельно нуждался этот мир.
Моя ошибка заключалась также в опасении, что, продолжая служить этому высокому делу, которое неразлучно с гармонией, я могу внести дисгармонию. Как может гармония породить дисгармонию? Даже когда гармоничная деятельность воспринимается дисгармонично, несправедливо осуждать ее, как нельзя порицать великолепную симфоническую музыку лишь за то, что некоторые слушатели предпочитают джаз.
С изменением моего положения мое отношение к Обществу Самоосознания не изменилось. Я так же глубоко, как прежде, верил в него. Несмотря на боль разлуки, мои чувства к этому обществу поддерживали меня как прежде. Я знал, какую оно проводило работу и какие ученики преданно служили ему. Но как же можно было меня порицать, когда лишь несколько человек реагировали дисгармонично на то, что я представлял необычную точку зрения об этой работе? Сокрытие от людей реального положения не является частью духовного воспитания.
К таким выводам я приходил нелегко, без самонадеянности; в течение ряда лет, тщательно выверяя каждый свой шаг, чтобы убеждаться в том, что почва, по которой я шел, выдержит меня. Поначалу я задал себе вопрос, допустимо ли для меня нарушить свои клятвы, обратившись к иному призванию, вместо служения Мастеру. Я чувствовал, что лучше бы я в таком случае умер. Несколько месяцев я страстно молился о разрешении умереть. Наконец мне стало ясно, что эта молитва, как и прежняя, останется без ответа. В конце концов я решил провести остаток своих дней в уединении и медитации, однако даже в этом желании мне было отказано.
Я не раз приступал к поиску подходящего места. Однако у меня не было достаточных средств, и я не знал никого, кто мог бы помочь мне. Не имея денег даже на пропитание, где в Америке я мог вести жизнь отшельника? Я мог установить палатку в лесу и ждать, что Бог накормит меня, как святого Павла Пустынника, к которому, как говорит легенда, каждый день прилетал ворон и приносил каравай хлеба. Но я не мог жить на частном владении без разрешения, а максимальный срок пребывания на государственной земле составлял две недели. С другой стороны, если даже Бог поддержит меня в случае ухода в лес с верой, то должен признаться, именно моя вера была наиболее сильно поколеблена.
Я бы с радостью вернулся в Индию. Там, я знал, можно было выжить отшельником. Я написал письмо Анандамайе Ма, великой святой, с которой я общался много недель, чтобы узнать, не пригласит ли она меня пожить в одном из ее ашрамов. Но по Воле Божьей, мне не суждено было воспользоваться таким выходом: мне отказали в восстановлении въездной визы в Индию. Кто-то в Индии, кажется из зависти, обвинил меня перед правительством в том, что я являюсь агентом ЦРУ и (о ужас!) замаскированным христианским миссионером. Неоднократные попытки опровергнуть эти абсурдные обвинения оказались безуспешными. И только через десять лет, когда я почувствовал в душе указание Бога возвратиться в Индию, все препятствия к моему возвращению туда рассеялись как туман.
Так получилось, что мои поиски уединенного убежища продолжались на Западе. Я пробовал жить во многих местах: посетил епископальные монастыри в Мичигане, Массачусетсе и в Южной Калифорнии; жил некоторое время в Римской католической обители близ Биг-Сура, в Калифорнии, и даже обдумывал вариант малоизвестной религиозной обители в Ливане. Я обращался за разрешением жить где-нибудь вдалеке от дорог, чтобы идти своим путем на владениях какой-нибудь религиозной общины; я предпочитал поселиться на освященной земле. Я изъездил Калифорнию, Орегон и Аризону, посетил Центральную Мексику в поисках места, где смог бы остановиться. Я даже просматривал рекламные буклеты малых стран
