Ознакомительная версия.
И вот теперь, из-за того, что мне нечем было платить за квартиру, мне грозили крупные неприятности с полицией, а кроме того, сгорала «договоренность», достигнутая случайно, но в высшей степени меня устраивавшая. Друзья также предупредили меня, что хозяева квартир, не получающие платы от жильцов – подданных другой страны, как правило, склонны прибегать к помощи полиции.
И вот, в один из этих тревожных дней, бродя в печальных раздумьях неподалеку от Высшей школы еврейских знаний, я повстречался с Тойблером: он вырос передо мной внезапно – я не замечал его, хоть он и шел по улице мне навстречу. Он поздоровался со мной и спросил: «Что случилось? Что с вами? У вас на лице написано такое горе, такая тоска, понятно, что с вами что-то произошло!» Я рассказал ему о своих проблемах. Он был поражен, услышав, что я не получаю никакого вспомоществования от школы, несмотря на то, что он много раз горячо рекомендовал меня, да и Эльбоген, насколько ему известно, отзывался обо мне очень благоприятно. Он принял близко к сердцу мои опасения по поводу не погашенного мной долга за квартиру. Его даже удивило, что хозяин квартиры проявляет такую лояльность в этом вопросе, что вовсе не в «немецком стиле». Он успокоил меня, обещав уладить мои дела.
И в самом деле, на следующий день Тойблер добился для меня единовременной стипендии в 80 марок и ежемесячной стипендии в 12 марок. Эта стипендия выплачивалась из денег, пожертвованных госпожой Генриеттой фон Беккер{679}, вдовой еврейского миллионера. Стипендия выдавалась мне с той целью, чтобы впоследствии я исследовал архивы на предмет «участия и преуспеяния евреев в культурной и социальной жизни Центральной Европы в начале XIX века». Когда я написал об этом домой, моя теща сформулировала мою задачу так: «Бен-Цион получил премию за поиск потерянных подков от лошадей, которые сдохли сто лет назад». Тем временем я продолжал работать и над продолжением книги еврейских средневековых сказаний, о которой договорился с Бяликом. Я собрал изрядное количество материалов из респонсов гаонов и дидактической литературы (сифрут мусар) и послал Бялику отчет об этой работе. Бялик просил меня прислать ему материалы и обещал, что мое вознаграждение не заставит себя долго ждать. Он видит, писал он, что я работаю с большой отдачей и с любовью к делу.
Я послал ему одну, затем другую тетрадь и не получил никакого ответа. Впоследствии Бялик объяснил мне, что это были дни кризиса «Мории», и поэтому он был не в состоянии выполнить свое обещание. Благодаря этой работе я приобрел друга, чье общество было мне в высшей степени приятно и чьим хорошим и дружеским к себе отношением я очень дорожил. Это был доктор Шимон Оффенштейн{680}, профессор еврейской литературы и истории в раввинском училище Гильдехеймера. Не помню точно, как мы познакомились. Мне кажется, что и он присутствовал на лекции Соколова по новой еврейской литературе и слышал мое мнение об этой лекции. Покойный Арье Таубер{681}, который тоже учился в Высшей школе еврейских знаний, представил меня ему. Он пригласил меня зайти в его комнату, это была скромная комната ученого, сидящего в шатре Торы. Его семья еще не переехала в Берлин. Я рассказал ему о своей мечте организовать конгресс, посвященный еврейскому народному творчеству Средневековья, запечатленному в литературе Галахи, мусара и проповедей. Он выслушал меня очень внимательно и загорелся моими планами. Кстати, и то, что в осуществление этого проекта вовлечен Бялик, произвело на него большое впечатление. «Я – один из множества восторженных поклонников этого великого поэта», – сказал Оффенштейн (наша беседа велась на иврите).
Я посещал Оффенштейна несколько раз, а один раз он заходил ко мне, в мою жалкую каморку на улице Гипс. Все наши разговоры сосредоточивались вокруг Торы: мы обсуждали проблемы специфических литературных и художественных форм галахической, аггадической, дидактической и экзегетической литературы, а также критерии, по которым можно отличить народное творчество от индивидуального, форму, продиктованную стилем, от формы, созданной Творцом.
Иногда мы спорили об исторических основах того или иного литературного произведения. Когда я поделился с Тойблером своими наблюдениями в этой области, тот чуть ли не разгневался. «Вы должны наконец определиться, хотите ли вы заниматься историей или литературой! – сказал он. – Если вы и дальше будете продолжать в том же духе, то могу обещать, что вы не будете знать ни того, ни другого!» Тем не менее Тойблер ошибался. В тот год я прилежно изучал как историю, так и литературу. В школе доктор А.-Ш. Йехуда{682} читал курс «Книга Самуила в сравнении с „Книгой хроник“», к которому я всегда тщательно готовился и досконально учил материал. Я читал Книгу Самуила и новые комментарии к ней, сравнивал текст с Септуагинтой и «Книгой хроник» и активно и плодотворно участвовал в семинаре. При этом я убедился, что Йехуда не силен в истории… Я также посещал лекции Отто Хиршфельда{683} по истории Рима и римской власти, которые он читал в университете. Я представился Хиршфельду в качестве учителя, который приехал в Берлин для повышения квалификации и который интересуется в основном историей евреев. Я сказал, что собираюсь изучить историю римской системы управления, чтобы сквозь призму этих данных взглянуть на талмудические источники.
Как было сказано выше, я имел обыкновение давать Тойблеру отчет о моей работе, а также время от времени рассказывать ему о своих посещениях университета, о своих впечатлениях от лекций разных профессоров. И вот однажды вечером моя квартирная хозяйка зашла ко мне в комнату с чуть испуганным видом и объявила: «Вас желает видеть какой-то очень важный господин, видать, прохвесор!» Я открываю дверь – передо мной Тойблер! «Ну, вы сняли комнату поближе к небесам!» – и он окинул взглядом мою тесную комнатенку, груду книг на столе и кипы исписанных бумаг. Он пригласил меня поехать с ним в один из пригородов Берлина, чтобы подробно побеседовать о некоторых вещах. Он сказал мне тогда: «Я пришел к выводу, что вы не многому научитесь в нашем учебном заведении. В том, что вы, не записавшись постоянным учеником в университет, слушаете там случайные лекции, тоже мало проку. Каковы ваши дальнейшие учебные планы?» Я ответил, что летом собираюсь поехать в Швейцарию и поступить в Бернский университет. Я буду держать вступительные экзамены, так как у меня нет аттестата зрелости, и поступлю на всеобщую историю, классическую и восточносемитскую филологию; впоследствии же хочу специализироваться в области израильской истории, а конкретно в изучении библейского периода и периода Второго Храма.
Ознакомительная версия.
