— Дмитрий Федорович, обо всем и в полном объеме м доложим Юрию Владимировичу, — твердо и уверенно пытался подытожить этот неприятный для нас разговор Огарков. И продолжил:
— Разрешите нам дальше продолжить работу.
— Пожалуйста, — уже мягко вымолвил Устинов, — и докладывайте, докладывайте, докладывайте. Днем и ночью докладывайте. Все это очень важно…
Во время своего доклада я постоянно смотрел на Соколова, пытаясь понять, как отреагирует на него Сергей Леонидович, ведь именно сейчас он в полной мере увидел, как я собирался «продолжать» его линию боевых действий. Думаю, он все прекрасно понял и в душе согласился: было время — он все решал, как считал нужным, а теперь пришел новый человек и принимает свои решения на основе собственного анализа.
Устинов спросил его об отношении к содержанию доклада.
Соколов ответил, что надо утверждать.
— Конечно, надо утверждать, — согласился Устинов. — Но я думаю, нужно, чтобы и Юрий Владимирович свою подпись поставил.
Встречи с председателем КГБ мне пришлось ожидать недолго. Он принял сразу же, как только я оказался в его приемной. Встретил, как и прошлый раз, на середине кабинета. Поприветствовал тепло и, вроде бы, дружелюбно. Лицо Андропова показалось мне еще более мучнистым, а голос визгливее, чем в прошлую нашу встречу. Я подробно доложил ему о целях и задачах на ноябрь месяц, поставленных перед 40А и ВС ДРА. Сказал, что обо всем этом мною доложено товарищу Устинову.
Он внимательно выслушал мой доклад и тихо спросил:
— Каковы, по вашему мнению, отношения внутри Политбюро ЦК НДПА?
Мне не хотелось вязнуть в политических интригах. Я нес ответственность не за отношения внутри Политбюро ЦК НДПА, а за войну. Поэтому от прямого ответа уклонился:
— Юрий Владимирович, очевидно, более объективно доложат об этом Табеев, Козлов и Спольников.
— Ну хорошо. А как крылья?
— Парчам сейчас насчитывает около полутора тысяч членов. Это элита, верхушка, это, главным образом, власть в центре, в Кабуле, в министерствах, в ЦК и администрация в провинциальных городах. Но хальк — тринадцать-тринадцать с половиной тысяч — доминирует в армии. И мы должны это учитывать. И очень с этим считаться.
— Надо, однако, форсировать рост парчам.
— Хальк — армия, — говорю я, — и там, в подразделениях, частях, даже соединениях он всесилен.
Андропову, чувствую, это не понравилось. Но он продолжал:
— А каково ваше влияние на товарища Бабрака Кармаля?
— Мне трудно сказать, каково мое влияние на него. Да я и не ставлю цель иметь на него прямое влияние. Мое дело выполнять указания Центра. И как можно лучше решать боевые задачи.
— До меня доходит, Александр Михайлович, что при докладах афганскому руководству ваши выводы довольно однозначны…
— Не вполне понимаю, Юрий Владимирович.
— Ну, надо предлагать какие-то варианты, а уж они пусть выбирают.
— Такую возможность я им даю. Но все-таки окончательный выбор, наверное, должен быть за нами, за мной, как за Главным военным советником.
— Это, конечно, правильно, — согласился Андропов и немного помолчал.
— А как поживает Анахита Ротебзак?
Я смутился, не сразу поняв, о ком идет речь. И Андропов не замедлил продолжить:
— Вы что, ее не знаете?
— Знаю, конечно знаю, Юрий Владимирович, — и в памяти уже возникло все прочитанное и услышанное об этой женщине.
— Она ведь в свое время спасла Кармаля.
— Слышал об этом, Юрий Владимирович.
Мне было известно: однажды на митинге в Герате, когда Бабрак Кармаль призывал к свержению короля, мусульмане забросали его камнями и готовы были убить. В этот момент к собравшейся разъяренной толпе выбежала с белым платком в руке молодая и красивая Анахита Ротебзак и, бросив этот платок под ноги собравшимся, не позволила расправиться с Бабраком.
Андропов, как бы продолжая мои воспоминания об Анахите Ротебзак, с улыбкой и с каким-то особым удовольствием произнес:
— Королевских кровей женщина! Будьте к ней внимательны. Она в критический момент поможет вам.
— Хорошо, — отвечаю.
— А как дела с сохранением тайны? С замыслом вот этих операций? — он показал рукой на карту.
У меня по спине пробежали мурашки. Через толстые стекла очков меня буравил пронзительный взгляд Андропова. Неужели кто-то… Нет-нет, не может быть…
— Надеюсь, все в порядке?
Не знаю, как чувствует себя человек на детекторе лжи, но в кабинете Андропова я был брошен в темную холодную бездну. Казалось, в какую-то долю секунды, что все пропало, легенда разоблачена, и неожиданно для себя я резанул:
— Все в порядке, Юрий Владимирович!
Словно тяжело больной, я вышел из кабинета Андропова.
Громыко нас заслушивать не стал.
В ЦК КПСС не пригласили.
Я один зашел к Огаркову. Он с обычной проницательностью спросил:
— Ты ЭТУ карту докладывал Кармалю, Рафи и аппарату посла?
Я поискал такие слова, чтобы и смысл их был ясен, и чтобы на Николая Васильевича не перекладывать часть ответственности за мою грязную игру. Да, именно грязную: И я ответил:
— Вы прекрасно понимаете, какую карту я докладывал Бабраку. Ее же, после ознакомления посла, представителя ЦК и КГБ я отдал Рафи.
Я подчеркнуто произнес слово «какую», что не оставило у Николая Васильевича никаких сомнений в моих действиях. И он сказал:
— Ну, и слава Богу!
В его словах я услышал себе поддержку и одобрение..
К началу операции «Удар» у меня уже был создан аппарат фронтовой группы управления (ФГУ) сокращенного состава. Об этом я еще в Москве, перед отлетом в Афганистан, просил Огаркова. И он обещал мне содействовать. Обещание свое Николай Васильевич сдержал. Я особо вспоминаю об этом, потому что ФГУ — важнейший инструмент в руках ГВС, без которого я не имел бы возможности самостоятельно и творчески работать, не чувствовал бы по-настоящему ни реальности боевых решений, ни поля боя, ни маневра в действиях, ни всей полноты ответственности за ведение войны. В Афганистане я постепенно вводил в курс дел генералов и офицеров по ноябрьским операциям. Прежде всего командарма-40 генерал-лейтенанта Бориса Ткача. А спустя некоторое время — и афганскую сторону. В последнюю очередь — за два дня или за один день — у военных это называется «Д минус два» или «Д минус один» — посвящал в планы вертолетного десантирования причастных к этому командиров как советской, так и афганской сторон.
Операция начиналась высадкой вертолетных десантов, которые перехватывали основные направления на Кабу — сначала Центр, потом Юго-Восток и одновременно Юго-Запад. Офицеры Штаба ГВС и Генерального Штаба ВС ДРА разъехались и готовили батальоны советских войск, батальоны и полки афганских войск для нанесения удара по расчленению группировок душманов в зонах.
