В то время КПСС уже не была ни единой, ни монолитной: в ней зрели серьезные противоречия, и многие ее члены надеялись, что она плавно перейдет с коммунистической на социал-демократическую платформу. И многие депутаты — члены КПСС пытались тогда помочь Владимиру Лысенко и Вячеславу Шестаковскому, которые предлагали разумный по тому времени ход: расколоть компартию на демократическую и консервативную части, чтобы создать таким образом нормальную, цивилизованную ситуацию двухпартийной системы в обществе. Об этом кандидаты в депутаты от «ДемРоссии» много говорили в предвыборную кампанию. Какую-то лепту, уже после выборов выполняя наказ избирателей, пытался внести и я, написав письмо в Волгоградский РК КПСС:
«…У многих коммунистов зреет решение покинуть КПСС. Каждый из них задержал свое решение в надежде на то, что в предсъездовский период и на самом съезде произойдет наконец демократизация партии, ее структур, полный отказ от монополии на власть советскую, отказ от монополии на власть хозяйственную, на власть общественную, на печать, радио, телевидение и другие средства массовой информации.
Пока же происходит обратное: захват власти в Советах руководителями партийных комитетов, присвоение в собственность зданий, издательств, газет. Организация молчаливого саботажа в работе демократических народных депутатов.
Таким образом, призыв консолидироваться на самом деле оборачивается размежеванием сил в обществе. Все это приводит к еще большему разочарованию и массовому выходу из партии».
Оказалось, что все это как мертвому припарки: по всей вертикали руководители различных организаций КПСС озабочены, как бы изолировать «деструктивные» силы от «здоровых». Несколько позже последний партийный съезд все это подтвердил и показал, что никаких конструктивных перемен в коммунистической партии, увы, произойти не может, и тогда часть делегатов во главе с В.Лысенко покинули съезд, а шестьдесят четыре депутата из «Демократической России» вышли из КПСС, опубликовав свое заявление в еженедельнике «Аргументы и факты». Опережая события, скажу, что Хасбулатов вышел из КПСС 23 августа 1991 года, а Борис Николаевич Ельцин — уже после избрания его Президентом России.
На собрании на Старой площади зал был заполнен до отказа. В президиуме — многие члены политбюро. Михаил Сергеевич, как всегда, пространно и утомительно рассуждая, подвел наконец всех к главному вопросу — кого же избирать Председателем Верховного Совета РСФСР. Назвали Власова, Воротникова, Полозкова. Но тут неожиданно попросил слово Владимир Борисович Исаков, депутат от Свердловской области, и начал объяснять, почему он будет выдвигать Бориса Николаевича Ельцина и агитировать за него. Зал зашумел, но выступление Исакову дали закончить. Наступила напряженная пауза.
По-моему, это было неожиданностью для Горбачева, не ожидали такой дерзости и члены политбюро. После некоторого замешательства Михаил Сергеевич закрыл встречу, а впоследствии стал работать только с депутатами, вошедшими в коммунистическую фракцию. Собирались они конспиративно, иногда поздно вечером и даже ночью. Плоды их бессонных бдений во время работы съезда все мы ощущали на следующий день по очередям у микрофонов, громогласным выкрикам и атакам на Ельцина и демократов. В основном они пытались взять не убеждением, а глоткой, не искренностью, а на испуг. Часто пускали в ход различные компрометирующие и бездоказательные слухи, особенно когда предстояло серьезное голосование, понимая, что проверить и опровергнуть их никто не успеет. При этом обрушивали атаки прежде всего на тех, кто на предыдущем заседании проявил себя активно и сильно им насолил.
Говоря о Ельцине, Михаил Сергеевич все время ставил акценты на его непредсказуемости, капризности и невразумительности позиции. Обычно заканчивал словами: «Ельцин — это война!» Потом он об этом стал говорить открыто.
Нет, не зря мы такое внимание уделили подготовке к съезду! Многие проблемы звучали именно так, как мы их ставили, и они прошли.
Съезд начался трудно. Повестку, принятую только к концу второго дня, все-таки удалось расширить, включив почти все вопросы, которые мы намечали заранее. Всего было принято к рассмотрению пятнадцать вопросов.
Потом съезд долго шел к избранию Председателя Верховного Совета. Очень переживали мы за Бориса Николаевича, очень волновались, особенно когда он выступал, когда его подкусывали заранее заготовленными каверзными вопросами. Какая же порой неугасимая ненависть слышалась в них, в этих вопросах, исходящих от депутатов-коммунистов! Это была боевая партноменклатура человек в четыреста, и ей было что терять при избрании Ельцина.
М.С.Горбачев поначалу скорее всего не осознал до конца, что его ждет с появлением на политической сцене мощной ельцинской фигуры. Более того, по тем острым дискуссиям, которые велись в преддверии съезда, он вполне мог полагать, что Ельцин не пройдет в Председатели Верховного Совета. Горбачев пришел на первое голосование по этому вопросу вместе с Лукьяновым, явно предвкушая поражение Ельцина. Он сидел наверху, на маленьком балкончике, и какая-то туманная ухмылка гуляла по его лицу.
С Горбачевым, как и с Лукьяновым, я никогда не контактировал, к ним обоим не ходил. Но наблюдать за ними наблюдал. Горбачев, видимо, обо мне слышал, так как, выступая на Первом съезде, он мою фамилию назвал. Меня действительно можно было узнать с Первого съезда, потому что как только мы уперлись лбами с коммунистами — Ельцин не прошел в Председатели Верховного Совета с первого раза, — они предложили образовать что-то наподобие согласительной комиссии, но работать в этом «что-то» скрытно, обмениваясь только предложениями и объяснениями для лучшего понимания ситуации. С нашей стороны были выделены для этой цели мы с Виктором Леонидовичем Шейнисом, позднее подключился Лев Александрович Пономарев, а от коммунистов вошли Рамазан Гаджимурадович Абдулатипов, контр-адмирал Равкат Загидулович Чеботаревский и секретарь Курского обкома КПСС Геннадий Васильевич Саенко. Последний был агрессивным, крайне несдержанным, да и попросту злым. В Рамазане Абдулатипове чувствовался специалист по национальной политике. Ею он занимался еще во времена своей работы в ЦК КПСС и в новых условиях проявлял себя отнюдь не консерватором.
Считается, что на Кавказе мудрость приходит с годами. Рамазан Гаджимурадович, несмотря на молодой возраст, уже тогда постоянно пытался понять противоположную сторону, был внимателен и часто старался находить компромиссы. Товарищеские отношения у нас сохранились с тех пор и по сей день.
