Однако ситуация здесь осложнялась борьбой за власть между Антонием и Октавианом. Каждый из них был кровно заинтересован в том, чтобы привлечь на свою сторону ветеранов и заключить союз с сенаторской партией. Немаловажно было и то, чью сторону примут цезарианцы, управлявшие западными провинциями, – Луций Мунаций Планк в Трансальпийской Галлии, Марк Эмилий Лепид в Нарбоннской Галлии и Ближней Испании, Гай Асиний Поллион в Дальней Испании.
* * *
Осень 44 г. до н. э. ознаменовалась в Риме дальнейшей поляризацией политических сил. Ветераны – колонисты на юге Италии, воины, стоявшие в Брундисий, были чрезвычайно недовольны Антонием, который, казалось, оставил всякую мысль о мести за убийство Цезаря. Об этом через своих тайных агентов знал Октавиан,2 об этом же, по-видимому, знал и Антоний.
По всей вероятности, недовольство среди цезарианцев побудило Антония продемонстрировать свою цеза-рианскую лояльность. На статуе Цезаря, которую он поставил на рострах, по его приказанию была сделана надпись: «отцу прекраснейшему за заслуги» (напомним, что Цезарь был «отцом отечества»); таким образом, убийцы Цезаря и те, кто их поддерживал, объявлялись отцеубийцами и соответственно осуждались. На сходке, созванной 2 октября трибуном Каннутием, он говорил о «спасителях отечества» (так Цицерон именует убийц Цезаря) то, что следует говорить о предателях.3 Действия Антония, разрыв Антония с Цицероном сделали Октавиана естественным, хотя и на сравнительно короткое время, союзником сенаторской партии. Его биограф прямо говорит о переходе Октавиана на сторону оптиматов.4 Почва для такого сближения была подготовлена уже при первой встрече Октавиана с Цицероном, когда последний решил, что Октавиан ему целиком предан. В июне 44 г. до н. э. Цицерон писал об Октавиане своему другу Аттику: «У Октавиана, как я убедился, достаточно способностей, достаточно духа, и, кажется, по отношению к нашим героям он будет настроен, как мы пожелаем; но что должно доверить возрасту, что имени, что наследию, что поучению, нужно основательно обдумать: его отчим, которого мы видели в Астуре, полагает, что ничего. Но все же его нужно поддержать и, как никого иного, от Антония отлучить».5 Разговоры, которые вел с Цицероном Луций Марций Филипп, отчим Октавиана, следует, по-видимому, расценивать как элемент в политической игре самого Октавиана, который стремился внушить Цицерону превратные представления о своей особе. В другом письме, написанном уже в октябре, Цицерон возлагает на Октавиана большие надежды; он, дескать, ничего не сделает такого, что не заслуживало бы похвалы и славы.6
Однако и Антоний, и Октавиан нуждались прежде всего в солдатах и в ветеранах Цезаря.
9 октября 44 г. до н. э. Антоний выехал в Брундисий, куда должны были прибыть из Македонии четыре легиона; они по решению сената должны были быть поставлены под его командование, чтобы, опираясь на них, он мог овладеть Галлией. Судя по некоторым сведениям, Октавиан его опередил и послал в Брундисий своих агентов, чтобы привлечь солдат на свою сторону.7 Через несколько дней на юг Италии, в Кампанию, отправился Октавиан, объявив, что едет продавать отцовские владения и собирать деньги на выполнение его завещания.8 В действительности, однако, он ехал туда, чтобы привлечь на свою сторону ветеранов и сколотить себе армию, которую он мог бы противопоставить Антонию.
Находясь в Кампании, Октавиан сумел привлечь на свою сторону Калатию и Касилин – города, населенные ветеранами Цезаря; уговорами и щедрыми раздачами (по 500 денариев на человека) он собрал вокруг себя 10 тыс. человек, правда плохо вооруженных и плохо организованных.9 По свидетельству Цицерона, у Октавиана было 3 тыс. солдат.10 Как бы то ни было, ветераны седьмого и восьмого легионов, которых Цезарь поселил в Кампании, встретили его молодого наследника с энтузиазмом;11 этому свидетельству современника нет оснований не доверять.
Антоний, как и следовало ожидать, натолкнулся в Брундисий на чрезвычайно холодный, даже прямо враждебный прием со стороны солдат. Вместо приветствий они осыпали Антония упреками в том, что он не преследует убийц Цезаря, и тащили его к трибуне, чтобы он отчитался перед войском. Антоний упрекал бунтовавших солдат в неблагодарности: ведь он привез их вместо Парфии в Италию, они же не пожелали выдать ему агентов «дерзкого мальчишки» – Октавиана. Антоний обещал, несмотря на это, повести легионы, собранные в Брундисий, в «счастливую» Галлию и выдать каждому солдату по 100 драхм. Эти обещания были встречены смехом – еще бы! ведь Октавиан давал по 500! – волнение усилилось, и солдаты разошлись. В ответ на это Антоний с помощью военных трибунов арестовал наиболее активных, как предполагалось, бунтовщиков и решился устроить децимацию – по римскому обычаю, казнь каждого десятого в провинившейся воинской части. Впрочем, казнены были не все намеченные.12 По словам Цицерона, Антоний «перерезал» тех, кого держал в тюрьме в Суэссе, а в Брундисий убил до трехсот сильнейших мужей и наилучших граждан.13 Дион Кассий излагает ход событий несколько иначе: солдаты приняли Антония благосклонно; их настроения переменились, только когда выяснилось, что Антоний предлагает солдатам столь мизерную сумму.14
Эта расправа не способствовала укреплению власти и престижа Антония в армии. Агенты Октавиана активизировали свою работу; в лагере появилось множество подметных листков, в которых яркими красками живописалась скаредность и жестокость Антония, призывалась память Цезаря и напоминалось о выгодах и щедрых раздачах, исходивших от Октавиана. Все попытки Антония добиться выдачи агентов Октавиана закончились ничем. Ему пришлось снова объясняться с солдатами, говорить, как он сожалеет о совершившихся казнях, обещать новые раздачи. С грехом пополам взаимопонимание было достигнуто, и Антоний начал отправлять легионы в Аримин – город, расположенный в Умбрии на берегу Адриатического моря у границы Цисальпинской (собственно, Циспаданской) Галлии.15 Сам Антоний во главе легиона алаудов (солдаты, набранные Цезарем в Галлии и, естественно, получившие римское гражданство) двинулся на Рим.16
В этой ситуации Октавиан решился на прямую вооруженную конфронтацию с Антонием. Естественно, он по-прежнему стремился обеспечить себе поддержку нобилитета. Прежде всего он пытался договориться о тайных переговорах с Цицероном в Капуе или в ее окрестностях – план, который Цицерон считал детским, потому что такие переговоры не могут быть тайными; по мнению Цицерона, переговоры через переписку также не нужны и не возможны.17 Октавиан проявил настойчивость: в начале ноября он послал к Цицерону своего друга Цецину («какого-то Цецину из Вола-терр», – пишет Цицерон) с известием о движении Антония на Рим; Октавиан спрашивает, что ему делать: отправиться ли в Рим, занять ли Капую, или двинуться к трем македонским легионам, чтобы привлечь их на свою сторону.18 Получил ли Октавиан какой-либо ответ от своего адресата, мы не знаем, но он продолжал забрасывать Цицерона письмами. 4 ноября Цицерон пишет, что в один день он получил сразу два письма от Октавиана: Октавиан хочет, чтобы Цицерон немедля прибыл в Рим; он хочет управлять через сенат и даже добавляет: «по твоему (Цицерона. – И. Ш.)указанию». Что же больше? – вопрошает престарелый оратор. Вообще Цицерон выражает теперь полное удовлетворение Октавианом: если у него будет сильное войско, его поддержит Децим Брут; между тем Октавиан организует и обучает в Капуе свое войско.19
