снимать. «Шоу должно продолжаться». Меня отвели в отдельное маленькое помещение около зала ожидания, так что мне есть где переодеться. Не могу поверить, что мне дали настоящий костюм и настоящую трость! Питер Джексон должен был лично дать разрешение отослать их мне. Какой прекрасный жест. И какое проявление доверия!
Значит, Питер (а может быть, он один из всех моих знакомых в Новой Зеландии) входит в число тех, кто знает, что я начинаю путь. Что я полностью исполняю волю Майка и все желания из его списка.
Когда Майк умер, я мало с кем говорил. Я не рассказывал об этом людям. Но новость о его смерти разлетелась мгновенно, и мы получили огромный поток поддержки от сообщества толкинистов, людей, работавших над фильмами, фанатов, наших с Майком друзей и тех, кто видел Майка лишь мельком, но сразу почувствовал в нем родственную душу. Питер и его жена Фрэн прислали огромный букет. А теперь еще и это. Костюм Гэндальфа.
Майк-то, само собой, имел в виду, что я должен сходить в магазин костюмов и найти себе волшебный прикид – узкое серое одеяние, сказочную шляпу и дурацкую ватную бороду. Такого он и представить себе не мог. Я надеваю узкие серые кальсоны и натягиваю на плечи подтяжки. Так, мантию надеть через верх, а шляпу… ах, какая шляпа! Унизительно или нет, но хотя бы будет красиво.
Нервы на пределе. Я должен выйти и показаться людям в таком виде. Я должен выступить. Стыдоба. Хорошо хоть эти люди не знают, что я Толкин. Вот тогда вышло бы и правда неловко. Подумаешь, успокаиваю я себя. Все в порядке. Я напоминаю себе, что больше не слушающееся тело Майка тоже стало для него костюмом, который пришлось носить. Без выбора, без контроля, и снять его он не мог. А я хотя бы через какое-то время смогу скинуть эту колдовскую личину и снова стать собой. Ладно, сделаем это. Я не просто переодеваюсь в Гэндальфа. Я стану Гэндальфом.
Костюм сидит отлично, зато борода мудацкая. Вы скажете, что в фильме она прекрасна, но с бородами из фильмов все дело в том, что их аккуратно и заботливо приклеивают к лицам актеров профессиональные художники по гриму. У меня же нет никакого клея, а тем более профессионального художника. Зато есть двусторонняя липкая лента.
Я с неловким чувством стою у входа в самолет в полном одеянии Гэндальфа и с его великолепным огромным посохом в руках. В зале ожидания сделали объявление, что один из пассажиров – член семьи Толкинов – нарядился Гэндальфом и хочет поприветствовать их. Я понимаю, что их обязаны предупредить, раз их будут снимать (правда на смартфоны, за что спасибо Дрю), но зачем было говорить, что я член семьи?
Я вспотел. Нервы. И в костюме жарко. Ладно, скажем честно, нервы – это главная причина. Чувствую, что липкая лента на лице поддается панике, начинает отклеиваться, и прижимаю бороду к щеке. На место, чтоб тебя! Идут.
«Ты не пройдешь!» – обрушиваюсь я на любителей Толкина, пробившихся со своей ручной кладью к трапу в первых рядах. Они смеются. Неплохо.
«И ты не пройдешь!» – повторяю я, немного меняя логическое ударение и ловлю еще смех и несколько улыбок от следующей группы. Я ухмыляюсь и машу им рукой. А это весело!
«Вы не…» – начинаю я, обращаясь к милой паре. «А, хотя вы проходите», – меняю голос на свой обычный. Смех. Ройд, а у тебя круто получается! Я оборачиваюсь и заглядываю в самолет, к тем, кого пропустил внутрь. И от всего сердца рычу: «Беги-и-ите!», глядя на их восторженные, смеющиеся лица.
Ох, опять эта борода.
Когда все, кто был совсем не против, чтобы их снимали, пробились, я тоже занимаю свое место в самолете, которое, как выясняется, прямо у двери. Так что все оставшиеся пассажиры, кто не летит первым и бизнес-классом, имеют возможность на меня полюбоваться. Борода держится на последнем куске ленты, так что я ее снимаю. Теперь на лице осталась только липкая лента. Не очень красиво.
«Ой, Дамблдор!» – замечает кто-то, проходя мимо меня.
Оборачиваюсь и говорю в след: «Нет, нет, я Гэндальф». Видимо, остальные пассажиры не только не знают, что я член семьи, но и понятия не имеют кого, я изображаю.
– Мама, смотри, Дамблдор! – впивается в меня глазами маленький мальчик.
– Вообще-то я Гэндальф, – улыбаюсь я в ответ.
Хотя неважно. Дамблдор так Дамблдор. Будь по-твоему, малыш. Он такой не один. Еще несколько человек с восторгом узнают во мне персонажа из «Гарри Поттера», и я их больше не поправляю.
Думаю, что я, когда отодрал бороду, стал плохо узнаваемым Гэндальфом (очень жаль, с таким-то костюмом), который только что наспех позавтракал клейкой лентой. Остальные проходящие мимо меня пассажиры, если они пропустили объявление, что я имею отношение к Толкину, в лучшем случае думают, что я жалкий ботан, который пришел в такой восторг от путешествия в Новую Зеландию, что решил просидеть весь этот долгий-долгий полет в костюме. Я вжимаюсь в самолетное кресло.
«Ройд! – обращается ко мне член экипажа. – Не хотите пройти в кабину? Пилоты будут счастливы с вами познакомиться». «Да, спасибо!» – я вскакиваю, забыв о смущении.
Время для крутых селфи!
Чтобы настроиться, я смотрю передачу о Новой Зеландии. Ну то есть попытался смотреть. Когда какой-то псих сбрасывается с моста с эластичной лентой, привязанной к щиколоткам, я понимаю, что даже видеть этого не могу. Кто вообще захочет такое сделать?
– Леди и джентльмены, мы приносим свои извинения, что прерываем ваши развлечения во время полета, – мужской голос пробивается сквозь рычащие мне в ухо звуки – рок-музыку и вопли смешанного с восторгом ужаса.
(«Да ничего, прерывайте»).
– Но, как вы могли заметить, сегодня у нас есть свой собственный волшебник на борту самолета, – продолжает голос.
(«О боже, опять. Что теперь?»)
– Это правнук Дж. Р. Р. Толкина, и его зовут Ройд Толкин.
Прижимаю наушники к голове, чтобы лучше слышать. Представляю, сколько народу сейчас почувствовали себя полными идиотами из-за того, что считали меня Дамблдором.
– Как ни прискорбно, брат Ройда Майк умер два года назад от болезни моторных нейронов. Майк оставил Ройду список желаний, которые он должен исполнить в его память, и мы сейчас огласим четвертый номер из списка. Это было написано самим Майком и вот его слова, Ройд.
Я собираюсь с духом.
– «Тебе надо предложить людям сфотографироваться с тобой. Ты должен сделать тридцать девять фотографий. Пожалуйста, не меньше тридцати девяти лиц. Тридцать девять. Столько, сколько лет я тебя
