– Пригласят в команду мастеров – будешь заочно учиться, не позовут сразу – побудешь студентом, золотое время.
– Отлично помню тот матч, – вспоминает Ерфилов.- У «Сибири» в воротах стоял крупный, могучий парень с длинными руками. Ворота рядом с ним казались совсем крошечными. Мои ребята все время атаковали, бросали беспрерывно, но он буквально забаррикадировал собой ворота, и шайба отскакивала от него, как горох от стенки.
Я чувствовал, как у ребят появляется неуверенность. Знаете, бывает в игре, когда кажется, что какая-то сверхъестественная сила не дает шайбе влететь в ворота. В такие моменты и проверяется характер игроков и команды. И вот тут-то Харламов почти с линии ворот, едва отъехав от борта, четким броском послал шайбу в дальний от себя угол. Для того чтобы она попала в ворота под таким углом, требовалась поистине ювелирная точность.
Вратарь не сразу понял, что шайба в воротах, и все еще в стойке у ближней штанги недоуменно оглянулся на красный свет, который зажегся за его спиной.
Через несколько минут ситуация повторилась. Валерий снова прошел по краю и оказался на той же точке, откуда уже забросил шайбу. Вратарь теперь знал, что делать. Этот парнишка здорово бросает по дуге, в дальний угол. И он сместился, закрыв дальний угол. А Харламов «щелчком» бросил в ближний угол. Гол. И, словно спали чары, шайбы так и посыпались в ворота «Сибири».
Через мои руки прошли сотни ребят. Я знаю, чему можно научить любого мальчишку, если он добросовестно относится к тренировкам. А что зависит от таланта, если, конечно, этот талант умножается на фанатичную преданность игре. Так вот, Харламов сыграл тогда так, как может сыграть только талантливый игрок. И я понял, что, если он бросит хоккей, это будет потерей и для него, и для нашего хоккея.
Валерию казалось, что он решил связать свою жизнь с хоккеем после матча в Минске с «Сибирью». На самом деле он врастал в игру постепенно. Он уже четыре года тренировался в хоккейной школе ЦСКА. За это время его мышцы привыкли к большим физическим нагрузкам, его сердце привязывалось к игре. И теперь нередко его фантазия рисовала ему картину, как он выезжает на лед в красно-белой рубашке цээсковца, в рубашке игрока сборной, а по залу прокатываются волны аплодисментов. Он улыбается, сдержанно, с достоинством, но улыбается, потому что все-таки приятно, когда трибуны скандируют «Хар-ла-мов!». Нет, Валерий никогда не был мечтателем, никогда выдуманный мир не заменял ему реального, но он был восемнадцатилетним пареньком, и мечты о славе частенько пробивались сквозь заслон здравого смысла.
Сразу в ЦСКА Харламова не взяли. Летом, за день до истечения срока, они с Вадимом Никоновым, другом юности, впоследствии известным футболистом и капитаном «Торпедо», подали документы в инфизкульт, успешно прошли все экзаменационные «рифы» и были приняты на первый курс.
– С Валерием мы проучились в одной группе три семестра, полтора года, – вспоминает сейчас один из детских тренеров торпедозского клуба Вадим Никонов. – Поступить в то лето в институт физкультуры было непросто: заявлений имелось 250, а мест в десять раз меньше – 25. Но мы конкурс выдержали. Валера, должен заметить, ни в чем, никому не терпел проигрывать. Был оптимистом. Верил в свои способности и силы, хотя никогда по этому поводу не распространялся. Пока мы учились вместе, он проиграл только в матче первенства института футболистам третьего курса. У третьекурсников команда была не классная, но подобрались ребята дружные, сильные духом. Таким и проиграть не зазорно. Но Харламов все равно огорчился:
– Ну, погодите, – ворчал он, – придет зима, мы с вами в хоккей сразимся, поквитаемся тогда.
На хоккейной площадке, на футбольном поле, «малыш» Харламов – весь из мускулов – уже в ту пору не боялся грубых защитников, умел за себя постоять. Я у него этому научился, и в жизни приемы «самообороны» мне очень пригодились.
Валера никогда не курил. Когда учились, не пил даже пива. А ведь после бани так хочется «Жигулёвского». Он рубль «сдаст» и сидит с нами разговоры разговаривает. Поговорить любил. Но никогда не хвастался и лишнего не болтал. Ему можно было полностью довериться во всем. Товарищ мировой! Я знал, что всегда найду у него поддержку моральную, а понадобится, и материальную.
Родителей Валерий очень любил. Часто покупал тете Бегоне цветы, ее любимые красные гвоздики. На праздники маме и папе делал подарки. Потом племянник у него появился – тоже Валерий. Он его почему-то прозвал «хиппарь», сын и дочь родились. Он всех троих обожал.
…Валерий продолжал играть в молодежной команде ЦСКА под руководством Ерфилова. Виктор Григорьевич и Борис Павлович Кулагин снова и снова рекомендовали его старшему тренеру ЦСКА Анатолию Владимировичу Тарасову.
Тарасов – выдающийся хоккейный тренер. Он вначале играл в футбол и хоккей с мячом, считался игроком неплохим, но особых высот не достиг. И это было великолепно, потому что окажись он поудачливее в футболе или бенди, он не стал бы в первые послевоенные годы заниматься новомодной диковинкой под названием «канадский хоккей» – игрой, о которой одна из московских газет писала несколькими годами раньше: «В матчах по канадскому хоккею играют по шесть человек. Во время состязаний бессменно дежурят два запасных. Они заменяют уставших игроков… Единственная командная комбинация – это передача плашки своему партнеру, находящемуся в правильном положении. Других комбинаций в игре не существует…»
Тренеров в то время в хоккее с шайбой у нас не было, и функции его выполнял кто-нибудь из игроков. Руководители центрального армейского клуба опросили у Всеволода Боброва, который успел за фантастически короткий срок проявить свой спортивный гений в футболе и теперь блистал в новомодной игре, не согласится ли он стать играющим тренером. Было ему тогда чуть больше двадцати, по к нему обращались уважительно как к ветерану – Михалыч.
Михалыч пожал плечами и кивнул в сторону своего партнера по команде:
– Вон Тарасов у нас все записывает после игр и тренировок, пусть он, если так надо, значится тренером.
Дело, конечно, было не только в том, что Анатолий Тарасов записывал ход тренировок. Обязанности у играющего тренера были довольно многообразные и хлопотливые: нужно было и составлять расписание тренировок, и получить форму и инвентарь, а для этого – всем известно – приходится иногда основательно побегать, и обеспечивать своевременный выезд на игры и бог знает, что еще. И Михалычу не очень хотелось взваливать такой груз себе на плечи.
И это тоже было великолепно, потому что иначе – кто знает – наш хоккей, может быть, и не получил бы такого незаурядного тренера и не стал бы тем лучшим в мире хоккеем, который мы знаем и любим.
