Она опять зарыдала и уткнулась в подушку дивана».
Соня попыталась возразить, сказать, что есть бог и после смерти все пойдут к нему. Анюта кротко смотрела на нее и печальным голосом произнесла: «Да, ты еще сохранила детски чистую веру. Не будем больше говорить об этом».
Несколько дней она ходила отрешенная от всего земного, романов не читала, а углубилась в «Подражание Иисусу Христу» Фомы Кемпийского и решила путем самобичевания заглушить сомнения. Она была мягка и снисходительна с прислугой. Младшей сестре и брату уступала, о чем бы ее только ни просили.
Все в доме обращались с ней нежно и предупредительно, лишь гувернантка возмущенно пожимала плечами, да Василий Васильевич за общим обедом подтрунивал над мрачным видом дочери.
Но это продолжалось недолго. К именинам матери надо было устроить домашний спектакль. Не хватало актеров. Елизавета Федоровна с большой осторожностью предложила Анюте принять участие в спектакле. Девушка согласилась. Ей досталась главная роль во французском водевиле. На репетициях у нее обнаружился сценический талант, мрачное настроение улетучилось. Анюта поверила, что ее призвание — быть актрисой, и снова потерпела неудачу. Отец не стал даже разговаривать с ней о поступлении на сцену, настолько несовместимо было подобное желание с ее общественным положением.
Анюта скучала в деревне, со слезами укоряла отца за то, что он держит ее в заточении. Василий Васильевич с горечью отшучивался, а иногда снисходил до объяснений и убеждал, что сейчас для помещиков наступило трудное время, что бросить имение — значит разорить семью.
Раз в году, зимой, Василий Васильевич отпускал жену и дочь на месяц-полтора в Петербург погостить у тетушки. Поездки обходились дорого и не давали удовлетворения.
А между тем поток новых идей разносился по России. Поколение шестидесятников восставало против всего старого, отжившего. Вопрос «отцов и детей» приобретал небывалую остроту. Идея женского равноправия, выразившаяся в пятидесятые годы в стремлении к освобождению от семейного рабства, в сознании, что «доля лучшая, иная, мне в этом мире суждена», перерастала в идею равноправия в образовании и труде.
Статья революционного демократа М. И. Михайлова «Женский вопрос» явилась откровением. Женщина — человек!
Новые «крамольные» идеи проникали даже в гостиные дворянских особняков, просачивались в глухие дворянские гнезда, где родители укрывали своих дочерей от «тлетворного» влияния «нигилизма». Не замедлили они объявиться и в Палибине.
Послушный, добронравный сын деревенского священника отца Филиппа, окончив семинарию, вдруг отказался принять духовный сан и поступил в университет изучать естествознание. Приехав на каникулы, он стал рассказывать о том, что якобы человек происходит от обезьяны, а профессор Сеченов доказал: души нет, есть рефлексы.
Попович не сделал обязательного визита в генеральский дом, а пришел к генералу в неположенный день. Василий Васильевич возмутился, что этот молодой «нигилист» посмел явиться к нему запросто, и велел лакею сказать, что принимает по делу утром, до часу. Юноша вознегодовал и передал барину через лакея, что с этого дня ноги его не будет в генеральском доме.
Узнав о случившемся, Анюта влетела в кабинет отца и, задыхаясь от волнения, почти прокричала:
— Зачем ты, папа, обидел Алексея Филипповича? Это ужасно, это недостойно так обижать порядочного человека.
Василий Васильевич сразу даже не нашелся, что ответить, а Анюта от страха убежала. Отец решил обратить все в шутку. За обедом он рассказал сказку про царевну, вздумавшую заступаться за конюха, и выставил обоих в очень смешном свете.
Против обыкновения Анюта слушала сказку с вызывающим видом, а свой протест выразила тем, что стала гулять в лесу с молодым студентом.
Заподозрить девушку в любовной истории было трудно: попович не отличался красотой. Студент был интересен тем, что приехал из Петербурга, где видел собственными глазами людей, перед которыми преклонялась молодежь России: Чернышевского, Добролюбова, Слепцова!
Алексей Филиппович приносил Анюте «Современник» и «Русское слово», а однажды дал ей номер герценовского «Колокола».
Чтение запрещенных и вольнодумных книг, разговоры со студентом произвели на Анюту сильное впечатление. Перед ней открылась новая сторона жизни: несправедливость узаконенного существования господ и тяжесть крестьянской доли. Девушка начала заниматься школой, устроенной Елизаветой Федоровной, учила детишек, разговаривала с деревенскими бабами об их делах и лечила их.
На карманные деньги, которые прежде шли на наряды, она стала выписывать книги. Среди них были «Физиология обыденной жизни», «История цивилизации» и им подобные произведения.
Анюта изучала латинский язык, труды по социальным и экономическим вопросам. На ее письменном столе Соня видела томик стихов Добролюбова, чаще всего раскрытый на странице со стихотворением «Милый друг, я умираю, оттого, что был я честен».
Сестра Елизаветы Федоровны Брюллова, гостившая в Палибине, сообщала своей дочери: «…Анюта показывается только к столу. Остальное время она проводит в своей комнате, где изучает Аристотеля и Лейбница и заполняет целые листы выписками и рассуждениями. Никогда она ни к кому не подсаживается с рукоделием, никогда не принимает участия в прогулках. И только вечером, когда остальные сидят за карточным столом, она, погруженная в свои философские размышления, иногда большими поспешными шагами проходит через зал… При этом она любезна, умна, весьма сведуща и оживленна. Я понимаю, что окружающие — я имею в виду соседей — люди, стоящие значительно ниже ее, слепы по отношению к ее недостаткам и считают ее выдающейся личностью…»
Малевич познакомил семью Крюковских с бывшим своим учеником Михаилом Ивановичем Семевским, который, очевидно, по его совету приехал в Палибино.
Молодой поручик-литератор увлекся Анютой, удивляясь, как в деревенской глуши, за годы почти безвыездной жизни, могла взрасти и развиться такая прекрасная девушка. «Она вся дышит возвышенными идеалами жизни, чего-чего только она не перечитала на трех-четырех языках; какое близкое знакомство с историей, какая бойкость суждений в области философии и истории, и все это проявляется в таких простых очаровательных формах; и вас не гнетет вся эта начитанность, вся эта вдумчивость в прочитанное и изученное», — говорил он о девушке.
Не осталась равнодушной к Семевскому и Анюта, лишенная общества молодых людей. М. И. Семевский искал ее руки. Девушка склонна была выйти замуж за не имеющего ни состояния, ни положения отставного поручика, но Василий Васильевич резко воспротивился этому браку. Сцены объяснений отца с дочерью, с Малевичем, с претендентом следовали одна за другой. Роман Анюты насильственно оборвался.
