10 июня лидеры Конфедерации труда объявили всеобщую стачку законченной. Однако она продолжалась фактически до 13–14 июня.
Войска, необходимые ранее правительству в промышленных центрах, оказались высвобождены, синьор Саландра почувствовал, что руки у него развязаны, и перебросил войска в Романью и Марке. Конечно, население этих областей, окончательно сбитое с толку, дезориентированное, не могло оказать существенного сопротивления.
Люди в полней растерянности глядели на молодцевато отбивающих шаг солдат. И все-таки кое-где повстанцы сражались с войсками.
В конце июня начались массовые репрессии. Тюрьмы оказались набиты до отказа.
Итак, «Красная неделя» продемонстрировала стихийную революционность итальянских масс. Однако отсутствие подлинного руководства и четкой политической цели было главной причиной неминуемого поражения. Италия, слабая в экономическом и политическом отношении страна, страна совершенно истерзанная внутренними противоречиями, стояла накануне великих и горестных событий. Был июнь 1914 года.
Война, уже не местная, не частная война в Ливии, — всеевропейская бойня стояла у порога.
Правда, Италия вступит в нее несколько позже, чем другие державы Европы.
Есть еще немного времени, да и не так уж мало — почти год, ведь Италия вступит в войну лишь 24 мая 1915 года.
И Антонио Грамши, молодой туринский социалист, подводит для себя итоги последних классовых битв.
Во время их молодому Антонио Грамши приходилось, увы, иметь дело с туринскими социалистами старого типа.
Туринские социалисты старого типа были люди своеобразные. Это были синьоры с несколько филантропической жилкой — как, например, Казалини, лекарь бедняков и убежденный провозвестник общегигиенических заповедей. Были тут и просто интеллигенты — социалисты академического толка: профессор Зино Зини, историк Пастонки. Социалистом именовал себя даже Бальзамо Кривелли, утонченный эрудит, лицо титулованное — маркиз Бальзамо Кривелли.
Молодым туринским социалистам все эти господа мало импонировали. Они казались им сугубо отставшими от века, погрязшими в каких-то умозрительных понятиях. Осмысленнее прочих им представлялась деятельность Нофри, заправлявшего кооперативным движением, отлично знавшего техническую сторону этого дела. Но и деятельность Нофри, конечно же, не могла их вдохновить.
А уж философствующие аристократы, внезапно, повинуясь голосу совести, что ли, выступившие за дело угнетенных, не казались молодым туринским рабочим и студентам людьми, имеющими будущее.
Не мудрено, что Бенито Муссолини, который был не намного старше этих молодых бунтарей, Бенито Хуарес Муссолини, названный так в честь мексиканского повстанца, непоседливый сын кузнеца из Предаппио и главный редактор «Аванти!», больше приходился по душе очень многим из них. Об этом свидетельствует, в частности, не склонный к прикрашиванию действительности Марио Монтаньяна.
Несколько слов о самом Монтаньяне. Выходец из мелкобуржуазной среды, сын директора галантерейного магазина, он по собственной охоте стал рабочим-металлистом, презрев открывавшееся перед ним поле коммерческой деятельности. Впоследствии он увлекся политикой и стал журналистом и профессиональным революционером, прошел долгий и трудный путь. Жизнь его не баловала, но едва ли он сожалел об упущенной возможности заняться торговлей подтяжками. Монтаньяна без обиняков заявляет: «Мы, молодые, все были энтузиастами Муссолини, отчасти потому, что он был сравнительно столь же молод, как и мы; отчасти потому, что он обратил в бегство реформистов, и, наконец, потому, что его статьи в «Аванти!» казались нам сильными и революционными».[7]
Муссолини вскоре изменил социализму. А тот же Марио Монтаньяна и другие туринские энтузиасты всю последующую свою жизнь боролись с переметнувшимся Бенито не на жизнь, а на смерть. И многие из них погибли в этой борьбе.
А теперь немного о «настоящих», как он их называл, о людях, с которыми сталкивался Грамши в те годы. Вот имена некоторых из них: Джино Кастаньо, Антонио Оберти, железнодорожник Оттавио Пасторе, весовщик Джованни Пароди, крестьянский парень Баттиста Сантиа, перебравшийся в Турин из зоны батраков в Верчеллезе. Это все социалисты. Впрочем, Антонио Грамши застал в те годы в Турине не одних только социалистов. Были там и революционные синдикалисты и анархисты, как, например, Маурицио Гарино, земляк Грамши, родом из сардинских крестьян.
В дни «Красной недели» Грамши писал о багряных цветах крови, распустившихся на прямолинейных улицах Турина. «Красная неделя» казалась ему великолепным толчком, пошатнувшим весь поскрипывающий каркас тогдашнего Итальянского государства.
Ну, а что он видел в дни «Красной недели»? Толпы людей, людское море, хлынувшее на бульвары и залившее, затопившее их. Люди взламывали ворота, шел народ, шли рабочие, труженики, и полиция дрожала, объятая страхом и ужасом.
Он, конечно же, видел все это сам, своими глазами, — он не мог не быть вместе со своими друзьями и сверстниками на площадях Турина. А может быть, он был и на самой пьяцца Кастелло, где под пулями солдат погиб юный рабочий-анархист.
Так студент Антонио Грамши увидел борьбу людей труда за свое освобождение. Увидел и принял в ней самое активное участие.
В туринские годы начинается истинный и тесный контакт Антонио Грамши и его единомышленников с пролетариями, с представителями рабочего класса. Пролетариат, рабочий класс перестают быть для него абстракцией, отвлеченным понятием, пролетариат теперь — это «люди из плоти и крови».
Теперь у него родилась мечта — мечта о создании нового социалистического движения. Мечта о движении, полном духовной и революционной энергии, о движении, в котором не было бы больше разрыва между партией и рабочими массами, о движении, в котором, говоря его, же собственными словами, «партия и пролетариат составляли бы единое целое, направляемое твердой рукой к цели, достижение которой иногда казалось нам… не только неминуемым, но и близким».[8]
В дни войны
Габриэле Д'Аннунцио держит речь на утесе Кварто
1 августа 1914 года Германия объявила войну России. Вскоре в войну вступили другие великие державы.
Предполагалось, что она надолго не затянется. Предполагалось также, что Италии во что бы то ни стало следует поспеть к разделу добычи. Не быть обделенной и обойденной. Воинственных группировок было много, идеологий тоже, но в одном все сходились: в жажде войны. Таковы уж были удивительные итальянские патриоты 1915 года. Король хотел войны, и премьер Саландра стремился к войне, и националисты спали и видели эту всесметающую победоносную войну.
