Ознакомительная версия.
Я съездил в Иркутск и Ленинград со снабженческой целью, достал всё, что было нужно для хирургических вмешательств.
Масштаб наших операций тех лет не уступал масштабу, достигнутому в столичных учреждениях. Это подтверждает хотя бы такой курьёзный факт. Покинув Киренск, я написал статью «К вопросу об организации и работе хирургического отделения на далекой периферии». Николай Николаевич Петров, к которому я поступил в аспирантуру, прочитал её и одобрил. Направили статью в журнал «Вестник хирургии». И вот вызывает меня редактор журнала — Юстин Юлианович Джанелидзе.
— Вашу статью рецензировал профессор Заблудовный. Антон Мартынович говорит, что это выдумки барона Мюнхгаузена. Не может быть, чтобы где-то там в глухомани результаты от резекции желудка были в ряде случаев лучше, чем в среднем по Ленинграду. Раз есть сомнения, попросим местные органы здравоохранения подтвердить данные статьи.
Шесть месяцев ушло на переписку — концы-то какие! — пока официально не засвидетельствовали мою правоту. Статью напечатали.
Уезжая в аспирантуру, я с большим сожалением покидал больницу, ставшую мне вторым домом. Может быть, и первым. Когда я вновь очутился в Киренске и зашёл в свою бывшую квартиру, то не мог вспомнить расположение комнат. В больнице же помнил всё.
…Спустя много лет ненароком встретил Дусю Антипину в Ленинграде. Она уже давно перебралась сюда, вышла замуж, родила дочь. Все эти годы — старшая операционная сестра в одной из клиник.
— Почему же вы бросили нашу больницу? — спросил я.
— Она потеряла, если можно так выразиться, свою индивидуальность. За сложные операции не брались, роста никакого… Неинтересно!
Казалось бы, снизилась оперативная деятельность — тебе же хлопот меньше, живи и радуйся. Так нет. Ей импонировал напряжённый труд, предельная полезная отдача. Когда она была единственной сестрой не только на плановых, но и на экстренных операциях в любое время дня и ночи, тогда и не помышляла о перемене своей судьбы. Ушло из работы вдохновение, ощущение поиска — она покинула город, выбрала крупнейший хирургический центр страны и окунулась в привычный для неё ритм.
Наша когда-то робкая подопечная выросла в крепкого специалиста.
С удовлетворением могу отметить, что среди операционных сестёр есть подлинные энтузиасты, душой болеющие за дело и переживающие за любые неполадки наравне с хирургом.
Память сохранила целую плеяду великолепных операционных сестёр. Именно они помогают хирургу выполнять сложнейшие задачи и нередко обеспечивают успех.
Блестящая операционная сестра была у Петрова — Людмила Николаевна Кортавова. Она оставалась верным помощником Николая Николаевича в течение почти тридцати лет. Мне довелось с ней сотрудничать четырнадцать лет, и ничего, кроме удовольствия, я не испытывал.
Людмила Николаевна всё предусмотрит. Если какая новая операция, она обязательно подойдёт заранее, обстоятельно расспросит, узнает, что в ней особенного, какой дополнительно положить инструмент и т. д. А главное, она неизменно доброжелательна, никому ни в чём не откажет. С какими бы просьбами к ней ни обращались — перевязочные ли сестры, не сумевшие подготовить свой инструментарий, врач ли, вовремя не позаботившийся о необходимом, — она всегда всё найдёт, всем поможет, ободрит, не упрекнёт.
Когда я перешёл на самостоятельное поприще, возглавив хирургическую клинику 1-го мединститута, мне тоже повезло с операционными сёстрами.
Любовь Михайловна Савельева была ревностным защитником асептики и чистоты. Кто бы ни появился в операционной, хоть сам министр, но если на нём нет халата, шапочки, маски и матерчатых сапог, она немедленно выдворит его вон, заставит привести себя в порядок. Молодых же врачей и вовсе держала в строгости. Они жаловались на её резкость, да и Любовь Михайловна нередко приходила в слезах, заявляя об уходе. Но, что бы ни произошло, в соблюдении правил, утверждённых главным хирургом, она была непоколебима. И во многом её строгости мы обязаны тем, что во время операции избегали осложнений.
Любовь Михайловна совершенно не могла терпеть упреков, что чего-то в операционной не хватает. Если это случалось, правда, очень редко, она, что называется, готова была сквозь землю провалиться. Зато не давала нам покоя, требуя приобретения необходимого инвентаря. В годы, когда нитки достать было трудно (сразу после войны), мы вместе с ней обращались в текстильные учреждения, добиваясь удовлетворения заявок. Для подстраховки она заставляла младших сестёр готовить инструментов в десять раз больше, чем нужно, лишь бы, не дай Бог, на операции не было осечки. Ей подчинялись, хотя понимали, что взваливают на себя лишние хлопоты. Всеми руководило желание не навредить больному.
Вызывала восхищение операционная сестра Полина Козодоева, которую природа наделила исключительными способностями. Она прекрасно всё знала, и ей можно было не называть очередной инструмент — она сама его подавала. Я любил с ней оперировать, между нами существовало молчаливое взаимопонимание. Бывало, иностранные делегации специально обращали внимание на безукоризненную работу Полины и часто фотографировали её. Замечания ей перепадали чрезвычайно редко. Если же что-то ей скажешь, в чём-то её упрекнешь, она покраснеет и стоит, не возражая, с глазами, полными слез. Многие годы я оперировал только с ней.
Более тридцати лет отдала клинике Тамара Сергеевна Егорова, начиная с семнадцатилетнего возраста. Она прошла у нас хорошую школу и уже давно выполняет обязанности старшей операционной сестры.
Для ответственного хирурга, для заведующего кафедрой большое значение имеет старшая сестра в операционной. Если она высокой квалификации, требовательна к себе и к своим подчинённым, если она заботлива, доброжелательна, любит больных и печётся о них — операционная работает так, что никаких трудностей не возникает.
Наоборот, если операционная сестра сама недисциплинированна, невнимательна, другие, глядя на неё, ведут себя так же. И тогда недоразумения встречаются на каждом шагу.
Мне в этом отношении, повторяю, везло всю жизнь. Пользуясь случаем, хочу сказать сердечное спасибо всем операционным сёстрам, как упомянутым, так и не названным здесь, за их самоотверженный труд, за постоянную помощь хирургу, за их материнскую любовь к пациентам.
…Когда я проходил но палатам киренской больницы, перед моим мысленным взором явственно вставили проведённые здесь годы. Оказывается, все больные прочно засели в памяти, потому что любой из них для меня, тогда молодого врача, был загадкой, и я долго ломал голову, прежде чем решить, что с ним и как его лечить,
Ознакомительная версия.
