Он рассказал Визенталю, что случилось с ним после войны. Судьба его напоминала судьбу всей Германии. Его имущество во время воздушных бомбардировок погибло, были проблемы с работой, царил голод, он похудел. Но кое в чем жизнь ему и улыбалась: он был женат на девушке, которую знал еще до войны, и работал в управлении Западно-Германской железной дороги. Также он отметил, что старается не располнеть.
Визенталь попросил Гюнтерта прислать ему заявление о том, что он знал, что Визенталь был архитектором, хотя формально и работал под его началом в качестве техника. Визенталь объяснил, что у него осталось мало знакомых, способных подтвердить наличие у него диплома о высшем образовании, и что заявление требовалось ему для получения компенсации. Попутно он отметил, что все его попытки снова заняться любимой профессией закончились неудачей, поскольку ни духовно, ни физически он уже в качестве архитектора работать не может. Гюнтерт выполнил его просьбу без промедления. Впоследствии, когда Крайский заявил, что Визенталь сотрудничал с гестапо, Гюнтерт выступил в его защиту: в интервью журналу «Профиль» он сказал, что Визенталь был таким же заключенным, как и все другие. «Как жаль, – писал ему Визенталь, – что во время войны не было хотя бы еще ста тысяч таких же “гюнтертов”. Тогда бы все сложилось по-другому». На свое письмо он наклеил несколько марок для жены Гюнтерта, увлекшейся филателией, и объяснил, как отклеить их с помощью теплой воды. В декабре 1965 года он пригласил Гюнтерта на свадьбу дочери и позднее сослался на этот факт как на доказательство того, что не преследует всех немцев без разбору.
Многим людям «примиренчество» Визенталя было понять трудно. Незадолго до Шестидневной войны, когда многих американских евреев охватил страх за Израиль, один человек из города Сан-Диего, штат Калифорния, написал ему, что всех немцев до единого нужно убить. В ответном письме Визенталь в очередной раз терпеливо изложил свое кредо, словно пытаясь в те страшные дни найти утешение и опору в своей способности сохранять здравый рассудок. «Я, – писал он, – буду продолжать преследовать нацистских преступников, но не думаю, что можно искупить одни преступления с помощью других, не менее ужасных, чем преступления нацистов. Каждый день я получаю письма от немцев, желающих мне помочь. Должен ли я всех этих людей убить только за то, что они родились немцами?»
В 1982 году, после вторжения израильской армии в Ливан, появились сообщения, что австрийский писатель Ганс Вайгель назвал иврит «языком кластерных бомб». «Когда я узнал о геноциде евреев, – писал в ответ на это Визенталь, – я не сказал, что немецкий – это язык газа “Циклон Б”. Немецкий язык для меня был и остается языком Шиллера и Гете».
В ФРГ к Визенталю относились с большим уважением, чем в Австрии. В его собственной стране он считался всего лишь одним из местных евреев, а его страстное желание стать интегральной частью австрийского общества – и особенно его участие в политической жизни страны – его имиджу только вредили. В ФРГ же в нем видели в первую очередь еврея, говорящего от имени жертв Холокоста. Большое впечатление на западных немцев производил и статус Визенталя в США. Кроме того, они ценили уважение Визенталя к их судебной системе и к их способности – и готовности – очиститься от преступного прошлого. В отличие от австрийцев, они свою вину признавали. Рабочие отношения с правоохранительными органами ФРГ и с западногерманской прессой были у Визенталя лучше, чем с правоохранительными органами и прессой Австрии.
Враждебное отношение Визенталя к странам коммунистического блока и его консервативное мировоззрение закономерным образом привели к тому, что он сблизился с руководством правой Христианско-демократической партии ФРГ, несмотря на то что некоторые из ее лидеров – в частности, несколько министров в кабинете первого канцлера ФРГ Конрада Аденауэра – имели нацистское прошлое. Через несколько лет после того, как Аденауэр ушел в отставку, Визенталь послал ему письмо, в котором писал: «Для меня вы были и остаетесь великим моральным авторитетом, человеком, которого я уважаю и которым восхищаюсь».
Визенталь написал Аденауэру, чтобы выразить протест против того факта, что тогдашний канцлер ФРГ Кизингер проигнорировал некоторые антисемитские инциденты. Это было примерно за год до того, как Беата Кларсфельд дала Кизингеру пощечину. Но Кизингера Визенталь считал исключением из правил, и выходки неонацистов его веру в немецкий народ тоже не пошатнули.
Впоследствии у него сложились дружеские отношения с канцлером Гельмутом Колем. Коль правил Западной Германией, когда та уже стала одной из главных мировых держав, и относился к Визенталю как к олицетворению еврейской истории. Он даже выдвинул его кандидатуру на Нобелевскую премию. Коль неоднократно Визенталю писал, звонил, а также принимал его в качестве гостя в своей горной резиденции, куда ездил отдыхать. Однажды он спросил Визенталя о сокровищах, лежавших на дне тирольских озер. Судя по всему, эта дружба льстила им обоим.
В июле 1983 года Коль позвонил Визенталю из Москвы и сообщил, что прилагает усилия для освобождения противника коммунистического режима Андрея Сахарова, за что Визенталь активно боролся. Коль полагал, будто его вмешательство побудит советское руководство разрешить Сахарову вернуться из ссылки в Москву, и сказал, что занимается этим благодаря Визенталю. «Этот мяч, – сказал он, – бросили мне вы, и я не намерен выпускать его из рук». Двумя годами позже Визенталь не присоединился к волне протестов, поднявшейся, когда Коль привез президента Рейгана на военное кладбище в Битбурге.
Коль пообещал Визенталю, что поддержит идею о выплате компенсаций жертвам «медицинских экспериментов» Менгеле, а однажды попросил Визенталя передать израильскому премьер-министру Ицхаку Шамиру, что Ливия, по его сведениям, производить химическое оружие не собирается.
Коль был одним из немногих мировых лидеров, который не стал подвергать Вальдхайма обструкции. Президент ВЕК Эдгар Бронфман резко его за это раскритиковал, и Коль поделился своей обидой с Визенталем. «Неужели, – недоумевал он, – все, что я сделал за 35 лет своей политической карьеры для примирения немцев и евреев, было напрасным?» В своем ответе Визенталь Бронфмана осудил и написал: «До прихода к власти Гитлера у евреев была духовная аристократия, которую в большинстве своем Гитлер уничтожил. Этого поколения, которым мы так гордились, больше нет, и ему также нет замены. Сегодня у нас есть только “аристократия денежная”, и, к большому сожалению, приходится признать, что фактически у евреев нет лидеров».
