Он засунул письмо в карман: —Я не буду его читать. Положу в сейф.
Через некоторое время он связался с Роджерюм Стивенсом, главой Кеннеди-центра в Вашингтоне, после чего тот заявил: «Я могу сообщить только одно; Ингрид Бергман больна». С этого, я полагаю, и начались разговоры о том, что у меня рак.
Руководствуясь присущими ей принципами симметрии и порядка и будучи уверенной, что ее карьера, а возможно, и жизнь, близится к концу, Ингрид хотела, чтобы ее последнее появление перед публикой было если уж не эпическим, то по крайней мере почетным. Ее необычайно порадовали лестные отзывы об «Осенней сонате». Наконец-то критика всех стран признала, что и фильм, и игра Ингрид и Лив были превосходны. Даже обычно уничижительная шведская пресса оказалась единодушной в своей высокой оценке картины.
В США Стэнли Кауфман писал в «Нью рипаблик»: «Игра Ингрид Бергман потрясает. Все прошедшие десятилетия мы обожали ее. Но не многие из нас считали ее выдающейся актрисой. В руках мастера она поднялась до истинных высот». «Крисченс сайенс монитор»: «Выдающееся исполнение»: «Ньюсуик»: «Самая сильная вещь из всего, что мы можем припомнить с тех пор, как Голливуд заманил ее к себе»: «Ньюс-дейли»: «Безупречность, достигающая совершенства»: «Тайм»: «Первоклассно!». Все были единодушны в мнении, что полуночный драматический диалог Лив и Ингрид войдет в разряд классических эпизодов в истории кино.
К общему хору похвал присоединилась и лондонская пресса. «Таймс»: «Сила, которую редко демонстрирует кино»: «Обсервер»: «Никакого сравнения с тем, что она играла раньше»: «Санди телеграф»: «Власть игры, которая не дает перевести дыхание».
За этот фильм Лив и Ингрид завоевали приз нью-йоркской критики и самую престижную итальянскую премию «Донателло».
Весной 1979 года меня пригласили в Голливуд для участия в телевизионном шоу «Чествование Хичкока». Мне предложили стать Хозяйкой церемонии. Я обрадовалась этой вести, так как очень любила Хичкока.
В тот год у Ингрид и ее мужа Альберто Аччиатрито родился сын Томазо. Изабелла вышла замуж за кинорежиссера Мартина Скорцезе. Пиа счастливо жила со своим мужем Джо Дэйли и двумя маленькими сыновьями Джастином и Николасом и продолжала работать на телевидении. Робин занимался бизнесом, связанным с недвижимым имуществом, в Монте-Карло.
В ноябре 1979 года я снова оказалась в Голливуде, где должна была выступать в телевизионном шоу, куда пригласил почетных гостей Америки клуб «Вэрайети». Средства от этого представления должны были пойти на строительство приюта для бездомных и брошенных детей. Инициатором этого дела была Ингрид Бергман. Шоу устраивалось на девятой сцене студии «Уорнер Бразерс», где много лет назад мы снимали фильм «Касабланка» и где до сих пор сохранились декорации кафе «Рик».
Играл большой оркестр. Собралась толпа гостей, среди которых были Хелен Хейес, Сигне Хассо, Джозеф Коттен. Я, волнуясь, ждала своего выхода в уборной. Со мной был Кэри Грант — стройный, загорелый, красивый. Я надела длинное белое платье и ужасно радовалась, что никто не увидит мои трясущиеся колени.
Мой «муж» по фильму «Касабланка» Пол Хенрайд распахивает дверь знаменитой старой декорации и произносит: «Входи, Ингрид. Добро пожаловать вновь в «Рик», и давай выпьем бокал шампанского». Шампанское подносит официант, который делал то же самое тридцать семь лет тому назад. Поль поднимает свой бокал и говорит: «3а Боги». Я делаю глоток и добавляю: «И за Майкла Кёртица. И за всех остальных».
За роялем сидит Тедди Уилсон. Раньше это было место Дули Уилсона. Дули умер несколько лет тому назад. Тедди улыбается и просит подпеть ему строчку из песенки «Как бежит время». Я начинаю и вдруг слышу за спиной голос, подхватывающий слова. Это Фрэнк Синатри. Когда он кончает петь, я целую его.
Выясняется, что, несмотря на то что Фрэнк и я никогда не работали вместе и едва знаем друг друга, он неожиданно позвонил Майклу Франковичу. «Я хочу принять участие в чествовании Ингрид, — сказал он Майклу, поставившему это шоу вместе с Полем Кейсом. — Мне всегда хотелось спеть для нее «Как бежит время»». И хотя на следующий вечер Фрэнк открывал свое собственное шоу в Атлантик-Сити, он преодолел 3000 миль, чтобы появиться на моем представлении, спеть всего одну песню и вернуться назад. Я была очень тронута этим великодушным жестом.
Всю жизнь мне казалось, что я буду играть, играть и играть. Я принадлежу к тем людям театра, людям кино, которые верят в мир, который сами же и создают. Да, любая премьера — это мука. Но она связывает всех в большую семью. Каждый вечер мы выходим на сцену и сообща строим наш прекрасный мир. В конце концов, ведь для представления, особенно на рождество, может понадобиться старая ведьма, а в конце своей жизни я готова и к этому.
Чем привлекла нас эта книга —автобиография актрисы Ингрид Бергман, написанная в содружестве с писателем, драматургом Аланом Бёрджессом?
Перед нами прошла человеческая жизнь, не вымышленная, не сконструированная фантазией писателя, а жизнь человека реального, отнюдь не ординарного — талантливой и удачливой театральной актрисы, «суперзвезды» Голливуда, «счастливой соперницы Гарбо», лучезарной Ингрид».
В течение десятилетий ее имя не сходило со страниц прессы, о ней ходили легенды. В 1945 году по Нью-Йорку бродила острота: «Послушай, сегодня я видел фильм без Бергман «. Дело в том, что в это время на экранах одновременно шли с оглушительным успехом ее лучшие фильмы, созданные за пятилетие, с 1941 по 1945 год: «Доктор Джекил и мистер Хайд», «Касабланка», «Газовый свет», «По ком звонит колокол», «Завороженный», «Колокола святой Марии». Их смотрели и пересматривали все. Ингрид восхищались, ждали ее новых ролей, провозгласили некоронованной королевой Голливуда. Немногие актерские имена вызывали столь восторженные отзывы, а впоследствии столь ожесточенные нападки журналистов и критиков. Немногие пользовались таким пылким, доходящим до фанатизма обожанием зрителей и вместе с тем таким жадным, нездоровым любопытством к личной жизни. В глазах прессы Ингрид Бергман всегда славилась безупречной профессиональной репутацией и... срывами в личной жизни. Три замужества. Один скандал. «Грандиозный скандал», созданный и безмерно раздутый американской и европейской печатью в 1949 году...
Когда начинаешь читать автобиографию Ингрид Бергман, испытываешь любопытство. Завораживает магия имени, предощущение встречи с сенсационным материалом, возможность заглянуть в тайники «сладкой жизни». Но, вчитываясь, переворачивая страницу за страницей, с удовлетворением убеждаешься, что книга не о том. Читатель оказывается «втянутым» в острый драматический конфликт между знаменитой актрисой и кинематографическим Молохом, имя которому Голливуд. И то, что Ингрид Бергман, избрав столь трудный путь, одержала победу в этой борьбе, имея союзником только свой талант, делает ее статус звезды явлением уникальным.
