Крепко жму руку и шлю сердечный привет. Сергей Орем.
В письме от 18 сентября 1963 г. С. Орем сообщает об очередном получении денег и, что примечательно, выказывает, несмотря на сетования о потере интереса к писательству, острое журналистское чутье относительно актуального выбора «жареных фактов»:
Вчера получил от М.П. Авенбурга 3.375 арг<ентинских> песо, пересланные Вами для передачи мне. Спешу Вас об этом известить и от всей души поблагодарить Вас и Литфонд за очередное щедрое пожертвование, единственно дающее мне возможность какого-либо существования.
Утратив решительно все позывные знаки для активной деятельности, я, тем, тем не менее, стараюсь возможно тщательно следить за актуальностью и, как ни странно, считаю, что в данный момент в центре мирового внимания должно стоять не китайско-советское столкновение, а перед Кристины Килер. В 21 год передом выжать консервативный кабинет207. Это феноменально! Вот сейчас бы в НРС был бы к месту фельетон об англий<ском> короле Эдуарде и американской еврейке Симсон208. Тогда она ссадила его передом с престола по заказу Балдвина209, а теперь Кр. Килер весь кабинет м<инистр>ов. Крепко жму руку, душевно преданный Сергей Орем.
Самым большим и интересным по содержанию является письмо С. Орема от 29 сентября 1964 г., в котором он среди всего прочего дает И.М. Троцкому оценку как журналисту. Письмо начинается с обычного уведомления о получении денег от Литфонда и благодарности:
Вам (в первую очередь), глубокочтимому Марку Ефимовичу <Вайнбауму — М.У> и всему Правлению Литфонда за помощь, позволяющую мне <...> на поверхности моря житейского. Я уже писал Вам, что НРС доходит до меня с большим опозданием <...>. Так что на сегодня я имею конечной датой <экземпляр — М.У.> НРС от 5 августа. Прочел там 3 ваших статьи о
С.Ю. Витте: 1) «В гостях у С.Ю. Витте, 2) «Беседы с С.Ю. Витте», 3) «Граф С.Ю. Витте преподает мне уроки истории». Не знаю, может быть, были еще, но я до них не дошел. У меня нет никакого вкуса говорить Вам комплименты, но читал я эти статьи как едят десерт. У вас есть свой литературный почерк, резко отличающий Ваши статьи от статей современных журналистов новой формации. Разница в слоге и литературных приемах старого и нового журналиста так же велика, как различны ароматы <неразб.> духов Coty или Houbigant210<...>. В связи с Вашими фельетонами о Витте мне вспомнилось наше московское «Русское слово». Собирались мы все в редакции к 1 часу ночи. В это время звонил петербургский телефон. Говорил обычно И.И. Колышко («Баян»). Однажды он сообщил, что умер Витте. Тогда же говорили, что Витте болен сифилисом, а умер от нарыва в ухе. В эти годы пенициллинов или стрептомицинов не было, и больных лечили втиранием ртути и вспрыскиванием Bismut-а <висмута — М.У.>. Ртуть разрушала хрящи. У Витте будто бы провалился нос и был заменен парафиновым. Верно ли это, не знаю. Но несомненно следующее: когда Витте был председателем комитета министров, одним из крупнейших революционеров был Хрусталев-Носарь211. Он одновременно состоял и осведомителем Департамента Полиции, причем в целях получения содержания был проведен по статьям Нижнегородского <так!> жандармского полицейского управления. Тогда же по рукам ходило четверостишие:
Милостливый государь
Разрешите два вопроса?
Почему один Носарь,
А другой совсем без носа (намек на Витте).
После смерти Хрусталева-Носаря место его в Нижнегородском <так> жандармском управлении занял Лев Борисович <ошибка, Давидович — М.У.> Бронштейн (Троцкий). Вы не удивляйтесь, такое двурушничество было в обычае революционных партий212 и делалось с их ведома и согласия213.
Когда во время Февральской революции жандармские отделения были заменены «Комиссиями по обеспечению нового строя», архив нижнегородского отделения был доставлен в Москву, в камеру Прокурора Московской Судебной Палаты, откуда я и спер книгу секретных приказов <...>. Из нее я и почерпнул сведения о службе Хрусталя и Троцкого в охранке. Уезжал я с поездом «взаимного доверия» гетмана Скоропадского, на другой день после неудавшегося покушения Доры Каплан на Ленина214. Невзирая на «взаимное доверие», поезд подвергался беспрерывным обыскам, т.к. Че-Ка подозревала, что атентатор215 попытается убежать с этим поездом. Предвидя подобную «петрушку», я оставил книгу секретных приказов <...> дома в письменном столе. Дальнейшая судьба ее мне неизвестна.
Чистейший воды ребус: в НРС в №№ от 29, 30 и 31.07 с<его> г<ода> появилось три подвала с моими статьями «Изменник ли генерал Алексеев216», посланных мною М<арку> Е<фимовичу> несколько лет назад. Я полагал их рейс окончившимся корзиной для ненужных бумаг, и вдруг...
Верьте, пожалуйста, моему чувству глубокого к Вам уважения и не забывайте Вашего верного почитателя. Сергей Орем.
Последнее письмо С.И. Орема к И.М. Троцкому, датированное 20 декабря (предположительно 1964 г.) — поздравление с наступающим Новым Годом. После традиционного пожелания своему адресату «всякого благополучия» следует скорбная сентенция по поводу собственного состояния:
«Когда-то в дни златые...» удавалось встречать Новый год в кругу друзей с бокалом, и не пустым, в руках. Но tempi passati (времена проходят) и вот... богадельня. Что поделаешь? Бывает хуже, но редко.
Пользуюсь случаем, чтобы еще раз поблагодарить Вас за трогательное внимание и помощь. <...> Ваш Сергей Орем.
Спустя полгода в эмигрантской газете «Наша Страна» (№ 8оо от 25 мая 1965 г.), был помещен некролог за подписью «Вс. Д.»:
6-го сего мая в убежище для престарелых «Санта Рита» после продолжительной болезни скончался на 76-ом году жизни Сергей Иванович Орем. Уроженец г. Таганрога, Сергей Иванович окончил Московский университет и полвека тому назад начал сотрудничать в московских газетах «Голос Москвы», в «Утро России» и, наконец, в «Русском Слове» И.Д. Сытина. В Югославии Сергей Иванович сотрудничал в «Новом Времени» А.С. Суворина. По переезде из Югославии в Австрию, С. И. Орем проживал в лагере Парш, возле Зальцбурга, и был выбран Председателем Союза Русских Писателей и Журналистов в Австрии. Тогда же он был выбран главным редактором издававшегося Союзом «толстого» литературно-художественного журнала «Альманах». В последние годы своей жизни Сергей Иванович сотрудничал в выходящих в Буэнос-Айресе газетах «Русское Слово» и «Наша Страна», печатая свои воспоминания, связанные с его служебной юридической деятельностью и с московскими театрами, жизнь которых он хорошо знал, работая долгие годы в качестве театрального рецензента в газетах217.
«Дорогой друг» из Нью-Йорка: Письма Дон Аминадо И.М. Троцкому (1950-1953)218
Дон Аминадо (Аминад Петрович Шполянский) вошел в русскую литературу в начале 1910-х как один из авторов журнала «Сатирикон», но по-настоящему прославился в эмиграции. Там, — в «России, выехавшей за границу», — он был «королем юмористов», высмеивавшим нелепые стороны эмигрантского быта, обанкротившуюся либеральную идеологию и т.п. Успехом пользовались его «утренние фельетоны», афоризмы («Новый Козьма Прутков», «Философия каждого дня») и сатирические стихи. Дон Аминадо высоко ценили Горький, 3. Гиппиус, М. Цветаева, Бабель и даже М. Шолохов. К его авторитету обращается в своей гражданской лирике Е. Евтушенко (см. стихотворение «Сатира знает, как ей поступать»). В книге литературных портретов-воспоминаний Андрей Седых писал:
Дон Аминадо <...> принадлежал к тому поколению русских писателей, которое продолжало классическую традицию русского юмора, пропитанную гуманностью и жалостью к человеку. Темы свои он черпал из нашей маленькой жизни. В нем сатирик всегда был сильнее юмориста. Он не только смеялся, но и высмеивал, и высмеивал подчас жестоко219.
