Я надеюсь на Бога, что и Варинька моя уйдет своей судьбы, есть ли мы станем выбирать, то могут они просидеть, а я больше ничего не желаю, как видеть их щастливыми в супружестве и не нуждаться в своей жизни.
Итак, мы решились и дали слово, я хотела ехать на контракты, ибо нужно делать покупки, где гораздо дешевле, нежели у нас, да и достать многого нельзя, но не могу никак отлучиться теперь. Я дала комиссию одному туда ехавшему кое-что нужное искупить.
Позвольте мне прибегнуть к Вам, как к отцу, не оставить меня в теперешнем моем положении, из контрактов прислать, что Вам заблагорассудится, дочери моей всякая милость от Вас для нас дорога и примется как от отца. Попросите от себя и Катерину Николаевну (Самойлова Екатерина Николаевна (1750–1825), в первом браке за Раевским Н.Н. (1741–1771), во втором за Давыдовым Л.Д. (1743–1801). — Н.Б.), и к ней буду писать и уведомлю ее. Надеюсь, что Вы не прогневаетесь на меня, что я так чиста, сердечно смею Вам открыться.
Целую Ваши ручки, желаю, чтобы Вы здоровы были. Имею честь быть на века покорная Ваша Е. Калагеоргиева.
P.S. Забыла я Вам написать, что на сих днях ожидают князя Куракина в Екатеринослав, куда и Иван Христофорович (Калагеорги. — Н.Б.) хочет отправиться; я думаю, Вы известны, что князь сделан начальником для прекращения моровой язвы».
Всего несколько писем. Мы видим скромную женщину, заботливую мать (у Елизаветы Григорьевны и Ивана Христофоровича было четыре сына: Александр, Григорий, Николай, Константин и пять дочерей: Варвара, Екатерина, Вера, Настасья и Софья). Ни намека на прошлое, родителей. Не найдено пока переписки Е.Г. Калагеорги с другими родственниками по отцу — Воронцовыми, Голицыными, Юсуповыми. Только эти послания, написанные ее рукой. Они вызывают большие сомнения в достатке семьи и получении богатого наследства после отца. Елизавета Григорьевна постоянно жалуется своему родственнику на тяжелое материальное положение и оправдывается перед ним в каких-то своих проступках.
В Херсонской губернии Е.Г. Калагеорги принадлежало село Балацкое, в котором числилось 42 двора, 103 м.п. и 84 ж.п. душ. Сохранившееся описание села тоже не говорит о каких-то преимуществах происхождения помещицы: «Село Балацкое, статской советницы Елизаветы Григорьевны Кологеоргиевой с выделенной церковной землею. Село при озере Болацком; церковь каменная во имя Верховных апостолов Петра и Павла; две ветряных мукомольных мельницы, каждая об одном поставе. Церковная земля по обе стороны балки Добринской, и дача речки Ингула на левой, и по обе стороны балок Дорышевой, Хреновой, Добренькой, на коей три пруда: Холтаревой и Кошиноватый, от вершинова Дорошева и Добренького и многих безыменных озера Хренового, 4-х протоков безымянных и при озере Балацком описания реки, озера. В них рыба, грунт земли; хлеба, сенных покосов. Лес — в нем звери, в полях и при водах птицы и промыслы крестьян: промышляют хлебопашеством, женщины сверх полевой работы прядут шерсть, ткут холсты и сукна для себя».
Переселившись в Варшаву, цесаревич Константин Павлович не забыл своего старого друга по детским играм; в 1816 г. он рекомендовал Калагеорги его начальнику бессарабскому губернатору Бахметьеву как человека, «коего я, по нахождению при мне с малолетства, знаю как отличного, достойного и честного человека…». В семье Калагеорги особо хранили 18 писем цесаревича к Ивану Христофоровичу за 1815–1822 гг., являвшихся лучшим доказательством добрых чувств, которые испытывал Константин к другу детства. Почти все они посвящены заботам цесаревича об устройстве судеб старших сыновей Ивана Калагеорги — Александра и Григория. Он принял их под свое покровительство и попечение, намереваясь определить в лейб-гвардии Конный полк, где некогда начинал Григорий Потемкин, а для получения образования поместил на казенный счет в 1-й Кадетский корпус.
Цесаревич с отеческой заботой следил за нравственным и физическим развитием юношей, сообщал отцу об их успехах. После окончания корпуса Александр и Григорий были произведены в корнеты с определением в лейб-гвардии Уланский полк, но великий князь, чтобы «и после сего не оставить их без надзора», привез юношей вслед за собой в Варшаву и не переставал информировать Ивана Христофоровича о службе сыновей.
Земельные владения семьи Калагеорги были увеличены в 1820 г., когда «по уважению усердной 39-летней службы Екатеринославского гражданского губернатора» действительного статского советника Ивана Христофоровича ему были пожалованы земли. В том же 1820 г. 26 мая семейство Калагеорги принимало в своем доме родственников Раевских и приехавшего вместе с ними поэта А.С. Пушкина. Неужели он, так живо интересующийся эпохой Екатерины II и личностью ее фаворита, не знал, что видит его настоящую дочь? Какая потеря для собирателя старинных историй.
Продолжают историю происхождения Елизаветы Калагеорги письма ее сына к известному коллекционеру Петру Михайловичу Третьякову. В конце декабря 1883 г. генерал-лейтенант Константин Калагеорги послал из Херсона в Москву письмо с предложением: «Имея великолепный портрет моей матери работы знаменитого Боровиковского и не желая, чтобы это изящное произведение осталось в глуши Херсонских степей, я совместно с сыном моим решились продать этот фамильный памятник и сделать его доступным как для публики вообще, так в особенности для молодых художников и любителей живописи. Ваша галерея картин известна всем, а потому обращаюсь к вам с предложением, не угодно ли вам будет приобрести эту драгоценную вещь».
Полотно было оценено в шесть тысяч рублей и весной 1884 г. отправлено в Москву вместе с сопроводительным письмом Калагеорги: «Портрет имеет ценность историческую, так как мать моя — родная дочь Светлейшего князя Потемкина-Таврического, а со стороны матери — тоже высокоозначенного происхождения. Она воспитывалась в Петербурге, в лучшем тогда пансионе Беккера, и прямо из пансиона выдана замуж за моего отца, бывшего тогда товарищем детства Великого князя Константина Павловича, и получила от Потемкина обширные поместья в Новороссийском крае». Возможно, именно тогда у Елизаветы Григорьевны появилась более приемлемая фамилия — Темкина вместо Темлицына, тогда же и возникла идея о том, что ее мать — императрица Екатерина II. Многим бы хотелось, чтобы столь романтическую любовную связь венчало рождение ребенка.
Не согласившись на цену, предложенную Третьяковым, в 1885 г. внук Темкиной мировой судья Николай Константинович Калагеорги потребовал возвратить картину в Николаев. Вскоре она оказалась собственностью Н.М. Родионова, он также пытался продать портрет известному собирателю Третьякову. Уже в 1907 г. у вдовы Калагеорги картину приобрел московский коллекционер Иван Цветков. В своих записках по искусству он оставил запись беседы с внуком Ивана Калагеорги, который рассказывал ему о бабушке как о дочери Екатерины II и Г.А. Потемкина.
