На следующий день Вашингтон собрал правительство, чтобы решить, что делать. В свое время на том самом поле он не кланялся французским пулям и теперь тоже не собирался отступать: если законы будут безнаказанно попирать, а меньшинство диктовать свою волю большинству, республиканскому правлению придет конец.
Гамильтон и Нокс предлагали немедленно мобилизовать милиционные войска; Рэндольф опасался, что демонстрация силы лишь усилит протесты. Судья Джеймс Уилсон подтвердил, что президент обладает властью проводить мобилизацию. 7 августа Вашингтон издал прокламацию о созыве ополчения и предупредил бунтовщиков, чтобы те вернулись к своим мирным занятиям до конца месяца. В тот же день Нокс приказал губернаторам Пенсильвании, Нью-Джерси и Виргинии быть готовыми выставить 13 тысяч милиционных солдат для подавления бунта. Вместе с тем Вашингтон отправил делегацию из трех человек под руководством генпрокурора Брэдфорда для переговоров с бунтовщиками.
На следующий день после издания прокламации Вашингтон с неудовольствием удовлетворил просьбу Нокса отпустить его на полтора месяца в Мэн. (Еще в 1790 году Нокс вместе с Уильямом Дьюром купил в этом штате два миллиона акров земли. Стремясь заделаться помещиком, он назанимал денег где только можно и выстроил себе в Томастоне трехэтажную аристократическую усадьбу в 19 комнат с двадцатью четырьмя каминами, окруженную пристройками, которую назвал Монпелье.) Во время его отсутствия Вашингтон попросил Гамильтона исполнять обязанности военного министра. У Гамильтона тоже были проблемы: один из его сыновей серьезно заболел, а жена тяжело переносила очередную беременность; однако он согласился.
Переговоры с мятежниками не увенчались успехом. Между тем индейцы решили воспользоваться ситуацией. Брант неоднократно пытался миром уладить споры между Западной конфедерацией индейских племен и американскими поселенцами, но потерпел неудачу. Вождь шауни Синий Камзол и вождь делаваров Баконгахелас, воодушевленные прежними победами и надеявшиеся на поддержку англичан, требовали возврата к Договору форта Стэнвике 1768 года и отвергали более поздние договоры, по которым земли к северу от реки Огайо переходили к США.
Двадцатого августа состоялось решающее сражение «у поваленных деревьев» на реке Моми, неподалеку от нынешнего города Толедо в штате Огайо. Позицию выбрал Синий Камзол: он думал, что поваленные недавним ураганом деревья затруднят продвижение Американского легиона под командованием Энтони Уэйна. Помимо шауни, делаваров, оттавов, майами, виандотов, чиппева, потаватоми и минго, Уэйну противостоял отряд канадской милиции под началом капитана Александра Мак-Киллопа. Но Уэйн хорошо подготовился, набрав проводников из индейцев чокто и чикасо. Американцы окружили индейцев и пошли в штыковую атаку; с фланга нагрянула конница, обратившая шауни в бегство. Стволы деревьев мешали индейцам маневрировать. Сражение закончилось через два часа. Индейцы бежали к форту Майами, но ворота оказались закрыты: комендант, не желавший войны с США, отказался предоставить им убежище. Люди Уэйна еще несколько дней разоряли индейские поселки и поля, а потом ушли.
В это время мятеж в Пенсильвании ширился. На капитана Уильяма Фолкнера, позволившего Джону Невиллу разместить в своем доме контору, напала толпа, грозя вывалять его в смоле и перьях и поджечь его дом, если он будет заниматься укрывательством налоговиков. Кое-кто из предводителей мятежников, вообразив себя Робеспьером, призывал создать Комитет общественного спасения и строить гильотины. Это всё работа Женэ, возмущался Вашингтон; «я считаю этот мятеж первым значительным достижением Демократических обществ», — писал он 26 августа губернатору Виргинии Генри Ли.
Между тем во Франции Робеспьера уже свергли: переворот 9 термидора (27 июля) положил конец кровавому террору. Одними из последних жертв стали граф д’Эстен, казненный 28 апреля (на эшафоте он сказал: «Отошлите мою голову англичанам, они вам хорошо заплатят»), и семья Адриенны де Лафайет: ее бабушка, мать и сестра в мае сложили головы на гильотине. Жену героя американской революции, за которую заступился Моррис, казнить не решились.
Сам же герой томился в тюрьме. Вашингтон лично написал прусскому королю письмо с просьбой выпустить Лафайета на свободу. Давление Англии было слишком велико, король не мог удовлетворить эту просьбу, однако существенно облегчил положение узника: ему разрешили чтение книг, прогулки, стали лучше кормить. Но, увы, эти послабления продолжались недолго: под нажимом Питта Лафайета перевели в грязную, кишащую паразитами камеру в Ольмюце и надели на него кандалы. Американский студент Фрэнсис Хьюджер, изучавший в Германии медицину, и немецкий врач Эрих Больман попытались устроить ему побег, но попытка провалилась, и они оба сами оказались в той же тюрьме на целых восемь месяцев. Новый американский посол Джеймс Монро добивался освобождения Адриенны де Лафайет. Его жена Элизабет, прозванная в Париже «прекрасной американкой», демонстративно отправилась в тюрьму в красивом открытом экипаже и в своем самом нарядном платье, чтобы увидеться с Адриенной, и заключила ее в объятия.
Вашингтон же вновь облачился в военный мундир. 25 сентября он издал последнее предупреждение мятежникам, которые отвергли «предложения о прошении» и поэтому превратились в его глазах в «изменническую оппозицию». Гамильтон уже давно говорил, что хватит с ними миндальничать. Они вдвоем отправились в карете (спина всё еще болела) в Карлайл в штате Пенсильвания, где стояли лагерем милиционные войска. Марта была вне себя от тревоги. «Одному Богу известно, когда он вернется. Я осталась совсем одна с детьми на руках», — писала она Фанни.
В свои 62 года Вашингтон стал первым (и единственным) президентом США, возглавившим войска, готовые к бою. Полтора месяца прошло, но Нокс так и не вернулся; от этого на душе был горький осадок.
В Карлайле войска выстроились вдоль дороги — всем хотелось увидеть президента. Вашингтон знал, что им нужен харизматический лидер на коне, а не старик в карете, и в очередной раз сделал над собой усилие. Объезжая лагерь, он снял шляпу и учтиво раскланивался с солдатами, стоявшими возле своих палаток. При его появлении воцарилась торжественная тишина: все почувствовали важность момента. Президент выглядел суровым и отстраненным; Гамильтон — энергичным, учтивым и искренним.
В начале октября Нокс примчался в Филадельфию и послал Вашингтону письмо с извинениями за опоздание и просьбой разрешить ему приехать в Карлайл, однако получил короткий ответ: «Мне было бы приятно иметь Вас рядом с собой в этой поездке и связанные с этим преимущества, если бы это было возможно благодаря Вашему возвращению вовремя. Теперь уже поздно».
