90
Лежандр Луи (1752–1797)— сын парижского мясника, унаследовавший профессию отца, член Конвента, после 9 термидора принявший сторону победителей.
…вторая госпожа Ролан!— Дельфину сравнили с Манон Жанной де Ролан (урожд. Флипон; 1754–1793), женой жирондиста Жана Мари Ролана де Ла Платьера (1734–1793), министра внутренних дел в марте — июне 1792г. и августе 1792 январе 1793г. Не ограничиваясь ролью хозяйки политического салона, честолюбивая г-жа Ролан старалась через мужа активно влиять на ход событий. Арестованная после падения жирондистов, она была казнена 8 ноября 1793г. Поскольку Дельфина де Кюстин никогда не помышляла о роли идеолога революции, основанием для сравнения мог служить лишь тот факт, что обе дамы пострадали от Террора.
…в бывший кармелитский монастырь…— Сначала Дельфину отправили в тюрьму Сент-Пелажи и лишь несколько недель спустя перевели в бывший кармелитский монастырь на улице Вожирар, с 1792г — ставший тюрьмой.
Когда она наконец, покинула тюрьму…— 13 вандемьера III года (4 октября 1794г.); текст постановления о ее освобождении за подписью Лежандра см.: (Bardoux. P.108–109.)
…ей возвратили тот клочок земель ее мужа…— Речь идет об эльзасском имении Кюстинов Нидервилле, которое Дельфине удалось вернуть себе и сыну в 1796г. благодаря протекции Тальена, Фуше и Буасси д'Англа, с которыми свела ее Жозефина де Богарне (см. примеч. к наст. тому), вышедшая тем временем замуж за Бонапарта (см.: Bardowc. P.110–113).
Из любви ко мне она больше не вышла замуж…— Дельфина была несчастлива в любви: Александра де Богарне (см. примеч. к наст. тому) казнили, следующий герой ее романа — прославленный писатель Франсуа Рене де Шатобриан (1768–1848)— после недолгого (1802–1805) увлечения охладел к ней; немецкий врач Давид Фридрих Кореф (1783- 851), которым она увлеклась в начале 1810-x гг., также, по-видимому, не отвечал ей взаимностью, намерение же Дельфины найти мужа «старого и богатого, чтобы иметь возможность дать подобающее образование сыну» (письмо к матери от12 января 1797г.— Maugras. P. 314) нe осуществилось.
—на мотив Жан-жаковой песенки…— Имеется в виду «Романс об иве» (вольное переложение песни шекспировской Дездемоны); слова его сочинил Александр Делер, а автором музыки считался Жан Жак Руссо (см.: Rousseau J.-J. Oeuvres completes. P., 1959. T. 1.P. 1316)
Лафатер Иоганн Каспар (1741–1801)— швейцарский немецкоязычный философ и литератор, создатель физиогномики — науки об отражении характера во внешнем облике человека.
…центром кружка, в который входили замечательнейшие люди того времени…— С Шатобрианом Дельфина познакомилась еще до Революции в доме его старшего брата Жана Батиста (1759–1794), c женой которого была дружна; роман с писателем, к этому времени уже завоевавшим славу благодаря повестям «Атала» (1801) и «Рене» (1802) и трактату «Гений христианства» (1802), начался в 1803 году. Среди ближайшего окружения Шатобриана тех лет особенный интерес представляли Жозеф Жубер (1754–1824), один из самобытнейших продолжателей традиции французских моралистов XVII века (см. фрагменты его «мыслей» в кн.: Эстетика раннего французского романтизма. М., 1982. С.308–375), поэт Шарль Жюльен Лиу де Шендоле (1769–1833), философ Пьер Симон Балланш (1776–1847). В своих опубликованных посмертно (1848–1850) мемуарах «Замогильные записки» Шатобриан умолчал о своей любовной связи с Дельфиной де Кюстин, но посвятил выразительный пассаж ей и ее замку Фервак (купленному в 1803г.), который некогда принадлежал королю Генриху IV («беарнцу», «любовнику Габриэли»): «Среди пчел, обживавших новые ульи, была маркиза де Кюстин, унаследовавшая от жены Святого Людовика Маргариты Прованской, чья кровь текла в ее жилах, прекрасные длинные волосы. Я присутствовал при переселении в Фервак и имел честь спать в постели беарнца. <…> Путешествие это было делом нешуточным: в карете помещались Астольф де Кюстин, в ту пору еще ребенок, его гувернер г-н Берстсшер, старая няня-эльзаска, говорившая только по-немецки, горничная Женни и знаменитый пес Трим, истреблявший дорогой все припасы. <…> Я видел ту, которая выказала беспримерную храбрость в виду эшафота, я видел ее в Сешроне близ Женевы: о былой красоте напоминала лишь копна шелковистых волос; бледнее Парки, в черном платье, исхудавшая от смертельной болезни, она улыбнулась мне бескровными губами и отправилась в Бекс, что в кантоне Вале, где ей суждено было испустить дух; я слышал, как проносили ночью ее гроб по пустынным улицам Лозанны: она торопилась навеки вернуться в Фервак, скрыться в земле, которою владела лишь мгновение, как и своей жизнью. Я прочел на камине в замке скверные вирши, приписываемые любовнику Габриэли:
На даму из Фервака
Я рад пойти в атаку.
Король-солдат говорил подобные комплименты и многим другим дамам: переходя от одной красавицы к другой, эти мимолетные, быстро изглаживающиеся из памяти любезности дошли в конце концов и до госпожи де Кюстин» (Chateaubriand F.-R. de. Memoires d'outretombe P., 1951. Т. 1. P.472–473). Несмотря на разрыв, Дельфина продолжала боготворить Шатобриана, и этот культ унаследовал от нее Астольф, всю жизнь, впрочем, мечтавший избавиться от литературного и человеческого влияния автора «Рене». «Я должен освободиться от той безраздельной власти, какую он невольно приобрел надо мною, или перестать писать»,— признавался он в письме из Италии, включенном в книгу «Записки и путешествия» под 1812 годом (Memoires et voyages. P. 104; слова, любопытно контрастирующие с известным желанием молодого Виктора Гюго стать «Шатобрианом или никем»). В письмах к Варнгагену Кюстин оставил несколько зарисовокШатобриана в старости, замечательных своей трезвостью и проницательностью. О влиянии, которое оказал на Кюстина Шатобриан, см. также в статье, наст. том.
…в основу ее мрачной философии…— В письме к Рахили Варнгаген от 20 июля 1817г. Кюстин нарисовал любопытный психологический портрет матери: «Чтобы питать интерес к тому, что ее окружает, ей недостает спокойствия и внутреннего света. Она смогла бы как следует постичь смысл существования, лишь если бы увидела его в перспективе. То, что лишено живописности, для нее не существует вовсе. Она живет так, как, я полагаю, видят создатели жанровых полотен. Жизнь ради самой жизни она презирает. <…> Она присутствует при течении жизни, для того же, чтобы она приняла в ней участие, должно произойти одно из тех событий, потрясающих душу до основания, какие свершаются раз в двадцать лет. Повседневность кажется ей пошлой и бесцветной» (Lettres a Varnhagen. P.210–211).
