чувствовала боль своей матери из ее несчастного детства. Она вовсе не хотела быть злой, она просто не знала, как быть доброй и любящей. Не умела любить. Не знала, как на самом деле нужно жить. И она злилась на свое собственное детство, которое прошло в нищете, с отцом-эпилептиком, у которого каждый день случались припадки. Он умер, когда матери было одиннадцать, и она злилась, что он оставил ее.
Прошлое нахлынуло на меня. Я чувствовала гнев брата в ответ на насилие со стороны матери, гнев, который он, в свою очередь, выплескивал на меня. Это был круговорот, который начала моя мать и в котором мы все были связаны. Я видела, как физическое тело матери отражает ее душевную боль. „Ясно, ясно“, – говорила я себе. Теперь я понимала, что она обращалась со мной так жестоко, потому что ненавидела себя.
Я увидела, как предала себя, чтобы выжить. Я забыла, что была ребенком, и стала „мамой“ для своей матери. Я вдруг осознала, что и моя мама в детстве сделала то же самое. Она заботилась о деде с его эпилепсией и отказалась от ребенка в себе. Детьми и я, и она стали палочкой-выручалочкой для всех вокруг. Пересматривая сцены из своей жизни, я также увидела и душу своей мамы, ее потерянность и страдание. Я поняла, что она была хорошим человеком, просто не могла справиться со всем этим. Я увидела ее красоту и доброту, и все, чего ей так не хватало в детстве. Я поняла и почувствовала, что люблю ее. Нам обеим пришлось тяжело, но мы все равно были связаны друг с другом в этом танце жизни единой энергией, сотворившей нас.
Я продолжала наблюдать за своей жизнью. Вот я вышла замуж, родила своих детей и увидела, что для них чуть было не повторились то же насилие и те же травмы. Я становилась похожей на мать. Собственная взрослая жизнь вставала у меня перед глазами, и я поняла, насколько жестоко обращалась сама с собой, потому что только такое отношение видела и запомнила в детстве. Я осознала, что единственной моей ошибкой за тридцать два года жизни стало то, что я не научилась любить себя».
Какой смысл может нести подобный «жизненный обзор»? Вот уже полвека техника тщательного, систематического разбора главных жизненных событий в сопровождении специалиста является основным инструментом психологов, работающих с людьми при смерти [28]. «Жизненный обзор» как терапия помогает людям справиться с потерей, чувством вины, ссорами, неудачами, увидеть смысл в своей жизни и достижениях. Подобное подведение итогов бывает крайне важно для того, чтобы человек встретил смерть спокойнее.
А людям, прошедшим через околосмертное переживание и вернувшимся с того света, «жизненный обзор» помогает не только справиться с горем и найти смысл в жизни, но и изменить свое поведение. Когда Том заново пережил события своей жизни – не только со своей стороны, но также с точки зрения других людей, – он осознал страдания, которые причинил другим, и впоследствии старался вести себя иначе. Барбара, которая прожила заново свои детские травмы, будучи как бы одновременно собой и своей матерью, после этого смогла примириться с испытанной в детстве жестокостью и поменять свое поведение, чтобы не подвергать насилию собственных детей.
Помимо рассказов о «жизненных обзорах» наших современников, нам стоит помнить и об исторических примерах, таких как околосмертное переживание контр-адмирала Бофорта, описанное в конце восемнадцатого века, или воспоминания Альберта Хейма в конце девятнадцатого о том, как он сорвался в горах и ощутил замедление времени и ускорение мыслей. Эти примеры из прошлого позволяют предположить, что околосмертные переживания не являются продуктом современного представления о том, что происходит после смерти. На протяжении столетий подобные случаи заставляют людей задаваться новыми вопросами о том, как устроен мозг и человеческое сознание.
Знание того, что феномен этот не нов и, возможно, универсален и существовал во все века, вовсе не объясняет его. Возможно, это результат известных психологических механизмов, которые помогают нам подвести итог в конце жизни? Или же они вызваны нарушениями в работе мозга на пороге смерти? А может, причина их совершенно иная? На данном этапе исследования мне не хватало необходимых инструментов для более тщательного изучения околосмертных переживаний. Поэтому я решил перейти от простого коллекционирования этих историй к разработке какого-либо систематического подхода к их анализу и классификации. И столкнулся с новыми вопросами и трудностями.
Глава 4
Полная картина
О том, что я интересуюсь околосмертными переживаниями, продолжали узнавать люди, и я получал все новые и новые предложения послушать ту или иную историю. Мне было очевидно, что чем больше примеров ОСП я смогу собрать, тем проще будет отследить повторяющиеся в них образы и черты. А чем больше медицинской информации я смогу получить о состоянии людей на пороге смерти, тем понятнее станет, какие биологические процессы могли протекать в это время в теле. Однако я также осознавал, что такие рассказы могут представлять собой необъективную выборку из всех возможных околосмертных переживаний. Ведь люди выбирают их произвольно, то есть я слышу лишь те истории, которыми и могут, и хотят поделиться. Что, если они отличаются от того опыта, о котором люди не хотят говорить, а может, просто не могут подобрать слова?
Тогда я решил, что, помимо добровольцев, которые сами предлагают мне рассказать о своем опыте, мне нужно опросить большое количество людей, побывавших при смерти, но не упоминавших о подобных переживаниях. Работа в клинике вполне давала возможность общаться с такими пациентами. Я получил разрешение кардиологов опрашивать всех, кто был госпитализирован с серьезными сердечными проблемами. Исследование длилось два с половиной года, я опросил почти 1600 человек [29], проходивших стационарное лечение в кардиологическом отделении. Из них 116 поступили в клинику с остановкой сердца. В их медицинских картах было записано, что сердцебиение полностью прекратилось.
Одним из таких пациентов был семидесятидвухлетний фермер по имени Клод. На следующий день после того, как он попал в больницу, я зашел к нему в палату. Я представился и спросил, не хочет ли он поговорить со мной о том, что произошло. Ответом был недоуменный взгляд – разве мне и так это не известно? Однако Клод согласился поговорить. Я уверил его, что знаю об остановке сердца, и задал вопрос, который задавал каждому из пациентов:
– Расскажите, пожалуйста, последнее, что вы запомнили перед тем, как потеряли сознание?
Мужчина медленно заговорил:
– Я кормил свиней, и у меня закружилась голова. Тогда я вернулся к сараю и присел на связку сена. – Он помолчал, потом добавил: – вот последнее, что я помню.
– А о чем ваше следующее воспоминание? – спросил
