Клеопатра вздрогнула. Весело завизжав, младший Птолемей бросился к морю, а следом за ним – Нефтида, громко хохоча и что-то объясняя ему.
Редкая идиллия. Клеопатра уже давно перестала встречаться и разговаривать с сестрой и старшим Птолемеем. Проявлению родственных чувств мешали зависть и ненависть. А вот с младшим Птолемеем она иногда гуляла. Он был еще слишком мал, чтобы вступать в дворцовую партию.
Наблюдая за дурачившимися в море братом и Нефтидой, Клеопатра улыбалась. Может, и ей присоединиться к ним? Хоть на время забыть о своих одиночестве и неудачах…
Царица уже почти поднялась со своего места, но в последний момент ее что-то остановило. Так не хотелось своими горькими мыслями омрачать счастье близких людей.
Обхватив колени руками, Клеопатра рассматривала маяк на острове Фарос. С прибрежной полосы он был очень хорошо виден. Белокаменный, мощный, высокий… Ее предки обладали изысканным вкусом.
– Божественная, – услышала она шепот слуги, – к вам главный советник.
Обернувшись, Клеопатра помахала рукой, давая понять сирийцу, что она разрешает ему сесть рядом.
– Приветствую тебя, Божественная!
– И я тебя, Аполлодор!
Немного помолчали. Не сумев справиться с накатившей на нее грустью, Клеопатра горько произнесла:
– Я обрекла свою страну на голод, и все в угоду Рима!
Аполлодор скромно молчал, он чувствовал, что именно это от него сейчас и ждут.
– Ненавижу! – зло проговорила Клеопатра, яростно сжимая кулаки. – Ненавижу Рим! Ненавижу римлян! Будь они прокляты! Пусть все бедствия мира падут на их город!
Наставник усмехнулся.
– Через год в Египте будет хороший урожай. Так предсказали жрецы. Тебе нужно подождать всего лишь год.
– Год… Сколько уже голодных бунтов подавлено! И сколько еще предстоит!
– Корона – тяжелая ноша. Надо всегда быть готовым к тому, что, испачкав руки в крови, следует так же быстро смыть эту кровь.
– Но почему все сразу на меня навалилось? Этот долг Риму, дворцовые интриги, голод…
– Боги тебя испытывают.
– Для чего?
– Не знаю. – Аполлодор пожал плечами и серьезно добавил: – Они мне этого не сказали.
Клеопатра криво улыбнулась, быстро смахнув досадную слезу.
– Если бы ты знал, как мне тяжело и горько!
– Знаю. – Сириец внимательно посмотрел на царицу. – Тебе всегда было тяжело, и ты всегда справлялась. Вспомни о своем странном влечении подглядывать за голыми людьми. Ты сумела его перебороть. Ты победила свою страсть. Сумеешь победить и обстоятельства.
Клеопатра прижалась к плечу Аполлодора. На мгновение она закрыла глаза. Шум прибоя слился с детским смехом Птолемея. Она вновь была маленькой девочкой, третьей в семье, живущей в своих мечтах и грезах. Как же их воплотить?
– Я пришел сообщить тебе очень важную новость.
Клеопатра открыла глаза. Пронзительная синева моря сливалась с такой же синевой неба.
– Говори, – тихо прошептала она.
– В Риме началась гражданская война.
– Что? – Клеопатре показалось, что она ослышалась, настолько это было невероятным.
Хитро прищурившись, сириец многозначительно проговорил:
– Все еще может измениться.
– О, боги, боги! – Царица нервно теребила серебряные браслеты на руках.
– Рано или поздно они вынуждены будут обратиться за помощью и поддержкой Египта.
– Да, да…
– Тебе надо выбрать, кому оказать эту помощь: Помпею или Цезарю.
– И тогда, – Клеопатра зло усмехнулась, – как же дорого он заплатит за мою поддержку!
Резко поднявшись, царица приказала слуге:
– Позови Нефтиду и Птолемея во дворец!
– Не принимай поспешного решения! – предупредил Аполлодор, вставая с циновки и идя следом за ней.
– Я помолюсь Исиде. Мое сердце и ум не будут подвластны ни страсти, ни обиде.
Клеопатра быстро шла ко дворцу, не веря, боясь верить этой ошеломительной новости. Советник еле поспевал за ней.
– Аполлодор, мы еще успеем вернуть корабли с хлебом?
– Боюсь, что уже нет, Божественная.
– Ах, как жаль… Как же так! Такое роковое совпадение! Никому ничего не говори.
– Мы ничего не выиграем от этого. Я уверен, лазутчики Потина уже сообщили ему о начавшейся гражданской войне.
– О, боги! – Клеопатра в бессильной ярости сжала кулаки. – Ты свободен, Аполлодор.
– Покидаю тебя, Божественная.
К Клеопатре подбежали запыхавшаяся Нефтида и Птолемей.
– Что-то случилось, госпожа?
– Ничего. Просто я решила пойти в храм Исиды. Ступайте во дворец.
– Позволь и мне пойти с тобой, госпожа.
Нефтида никогда не была при дворе просто служанкой, а после того, как Клеопатра взошла на престол, ей был присвоен титул подруги и поверенной в делах.
– Конечно, – царица согласно кивнула, – только пусть брат возвращается во дворец.
Передав мальчика слугам, египтянка последовала за Клеопатрой.
Огромные мрачные своды, испещренные древними фресками и надписями, завораживали мистикой и таинственностью. Когда-то Клеопатра решила выучить египетский язык, чтобы понимать, что написано на этих стенах. Преклонив колени перед золотой статуей с изумрудными глазами, молодая царица вся отдалась молитве.
Мгновение – и таинственная тишина поглотила ее и ее сердце.
Ей показалось будто бы она идет по звездной тропинке к сияющему трону. К женщине необыкновенной красоты, на долю которой выпала горькая и отчаянная любовь к Осирису.
– Что ты хочешь, дитя мое? – спросила богиня.
– О, Исида, величайшая из великих, мой народ голодает, мою землю постиг неурожай. Что мне делать?
– То, что и подобает истинным царям – разделить с народом его горькую участь.
– Как это? – Клеопатра не хотела верить услышанному. – Я должна отказаться от хлеба? Все равно его на всех не хватит! И где это видано, чтобы цари голодали! – с вызовом ответила она.
Богиня нахмурилась, ей явно не понравились слова царицы.
– Что ж, дитя мое, я не могу оспаривать твое решение. Человек сам управляет своей судьбой. Что еще ты хотела узнать?
– Говорят, что боги умеют видеть будущее. Ответь же мне: кто победит в гражданской войне в Риме?
После недолгого молчания Исида ответила:
– Твой любимый.
– Кто?
Клеопатра открыла глаза. В храме было мрачно и прохладно. Рядом на коленях стояла Нефтида и шептала слова молитвы. Клеопатра посмотрела на золотую статую, богиня с величавым спокойствием взирала на нее изумрудными глазами. Проведя рукой по лбу, Клеопатра поднялась с колен. И тут ее взгляд наткнулся на надпись, сделанную со слов жреца Неб-Нештру:
«Предел жизни – это печаль. Ты утратишь все, что прежде было вокруг. Тебе будет принадлежать лишь пустота. Твое существование будет продолжаться, но ты не сможешь ничего сознавать. Возвестят день, но для тебя он не засияет никогда. Взойдет солнце, но ты будешь погружен в сон и неведение».
