— Вы, вольноопределяющийся, как расцениваете поступок генерала Самсонова? — вдруг спросил подпоручик Сидякин, вылощенный, с наплоенной русой шевелюрой, светлыми усиками, командир огневого взвода. — Одобряете, осуждаете?
Серые, потемневшие от света свечек глаза подпоручика смеялись. Николай не однажды перенимал на себе его взгляд. Теперь он выказался: вызов явный. Умолкал застольный гомон, иные поворачивали головы — ждали ответа.
— Ну, ну? Так что же? — понукал офицер, придвигаясь со своим табуретом.
Знал Николай, какой ответ их устроил бы, но он не совсем был уверен, что подпоручик ждет именно таковой. Ищет, за что прицепиться. Повод не даст ему, не потрафит и желанию всех.
— Расценивать поступок генерала Самсонова я лично не берусь, ваше благородие, — сказал, не отводя взгляда. — Надо быть на его месте… В тех условиях, при таких обстоятельствах. Окажись мы с вами в Мазурских болотах, возможно, нашли бы какое-то другое решение.
— Браво, вольноопределяющийся! — вскричал Петр Свиридович, разряжая обстановку.
Этим все-таки не кончилось. Разразилась буря в аккурат под рождество. Так же сидели, при этой компании. Много пили, пели. Подпоручик Сидякин, воспользовавшись разноголосицей, придвинулся вместе с табуретом, как и в тот раз. Навеселе крепко. Щурясь, дергая шеей, силясь согнать хмель, сказал в самое лицо:
— Недолюбливаю трезвых, вольноопределяющийся… И молчунов. В них таится этакое… Хочется дать в морду. Но вы не-е… Ренненкампф. К сожалению…
— Вы тоже, подпоручик… не Самсонов.
Слова пришли мгновенно. Не успев еще произнести их до конца, Николай со злой радостью обнаружил, что ответ более чем кстати. Именно Сидякин смаковал тот давний конфликт между генералами Самсоновым и Реннепкампфом из времен японской. Самсонов дал немцу оглушительную пощечину якобы за малым не подобную ситуацию, какая разыгралась нынче в Восточной Пруссии, в гущине Мазурских озер. Опять Ренненкампф не пошел на выручку; останься Самсонов жив, немец пощечиной бы не отделался.
Трезвел взгляд подпоручика, а руки уже ощупывали бока. Пер, наступая на носки, душил водочно-луковым перегаром.
— Ты, быдло!.. Только это тебя спасает. Как куропатку бы… с десяти шагов. Слово офицера, дворянина!
Ночью Николай ткнул под мышку полосатый матрац, набитый сухими листьями, взял свой замызганный баул и перетащился в соседнюю землянку, к санитарам. На уговоры Петра Свиридовича отрезал:
— Пойду к своим, «быдлу».
На крещение с утра поп Амвросий вывел свою серошинельную паству на Неман. Двое суток перед этим, не разгибая спин, трудился взвод пушкарей-умельцев; они вырубили на середине реки огромный крест, подняли его веревками и тут же, у проруби, вморозили стоймя. Едва батюшка успел освятить синюю, пышущую паром воду, как в нее бултыхнулись раздетые донага солдаты. Желающих принять иорданскую купель набралось немало. Гогот, крики, сутолока. С верующими лезли и такие, озорства ради, молодые, здоровые, некуда девать дурную застоявшуюся силу.
Дорого обошлось иорданское купание. В самый разгар из-за макушек вековых сосен вынырнул черный аэроплан, секанул из пулемета; развернувшись, прошел еще чуть ли не по головам бегущих, обезумевших людей. Сверху, на белом, ясно видать. С дюжину свежих холмиков насыпали. Тут же, рядом с землянками. Все честь честью: тесали гробы, выбирали лучшие березки для крестов. Среди них оказалась и могила подпоручика Сидякина. Ни хуже, ни лучше других: сравняла его, дворянина, земля с «быдлом». Не помня обиды, Николай постоял с обнаженной головой и возле нее. Штабной писарь на гладком затесе вывел, как и всем, чернильным карандашом его звание, фамилию и инициалы.
Сразу нашлось дело и лазарету. До десятка уложили на нары; столько же двигалось своим ходом на перевязку — отделались налегке.
Через неделю дивизион снялся с насиженного места. Так вдруг, среди ночи. Не было никаких толков перед этим; самому полковнику доставили в постель срочную депешу из штаба фронта. Выступили за Неман, углубляясь в Августовские леса.
Второй год войны для России выпал тяжким. Царская ставка во главе с великим князем Николаем Николаевичем готовила широкое наступление обоими фронтами — из Варшавы на Берлин и вторжение через Карпаты в Венгрию. Германское командование, осведомленное своей разведслужбой, перенесло главный удар с Западного на Восточный фронт; не добившись успеха в Северной Франции, Германия обрушилась на Россию. Зная, что французская и английская армии, потрепанные прошлогодними боями на Марне, не помышляют о крупных наступательных операциях, Вильгельм основные силы перебросил на восток. Кайзер задался целью поставить Россию на колени, вывести ее из войны.
В февральскую стужу развернулись встречные бои. В Галиции русским удалось в упорных сражениях перевалить Карпаты. В марте 11-я армия принудила австрийскую крепость Перемышль выкинуть белый флаг. Из Восточной Пруссии немцы повели наступление на Августов — Осовец — Гродно; генерал Гинденбург, желая повторить мазурскую удачу, двумя армиями сдавил в Августовских лесах 10-ю русскую армию. Русские войска стойко оборонялись; ценою одного из армейских корпусов они вышли из окружения и отступили к крепости Осовец. Эта победа немцев была сведена на нет поражением их севернее Варшавы в районе Пресныша. Но план царской ставки был сорван.
К лету немцы еще больше перебросили войск с запада. Не связанные активными действиями французов и англичан, они в начале июля предприняли грандиозное наступление.
23 июля пала Варшава; за нею — крепость Новогеоргиевская. Основной удар немцы направили на Двинск и Вильно. Завязались кровопролитные бои на Немане, под крепостью Ковно…
Мортирный отдельный артдивизион лето не выходил из боев. Отступая, артиллеристы в конце августа опять заняли старые позиции по правому берегу Немана. Каждый орудийный расчет обосновался в своем заросшем травой дворике; лазарет вселился в свою землянку. Николай первым переступил порог. Ногой стронул застоявшуюся дверь — в нос шибануло нежилым духом, плесенью. Сбросив потрепанную изрядно сумку с крестом, блаженно растянулся на нарах. Веки свинцовые; не помнит, когда за последние сутки смыкал их. Не дадут уснуть и теперь: с минуты на минуту подойдет от переправы обоз. В землянку не поместишь всех раненых. Нет и нужды: сухо пока и на воле. Палатки разобьют. А долго ли удержатся на этих позициях? Немцы прут конницей именно на их участке; без сомнения, рвутся на Вильно.
На закате дня вернулся врач. Присутствие его с утра не требовалось, и он со спокойной совестью провел время в штабе. Последнее время дивизион потерь не имел; оторвавшись от противника, перемещался за Неман. Тяжелораненых от переправы везли в Вильно; остались выздоравливающие да с легкими ранениями, контузиями. Издали Николай определил: навеселе Петр Свиридович. За весну и лето, в боевой обстановке, в рот не брал спиртного. Отвел, значит, душу; по выражению лица не скажешь, что вести привез добрые.
