И вот мы снова возродили этот поэтический театр. В связи с этим сейчас и другие театры вернулись к поэзии. Например, в театре Пушкина ставится поэтический спектакль.
То есть, как мы снова открыли этот кран в нашем театре, это очень широко разлилось и по всем другим театральным коллективам.
И вот спектакль «Антимиры». С Вознесенским работать трудно. Он поэт вольный, член Союза писателей. Человек свободный — все время ездит. То на периферию, то в Вашингтон. Поэтому он не может работать у нас в театре все время. И мы стали играть одни. Взяли его стихи, распределили и сыграли вот уже семьсот спектаклей.
Должен вам сказать, что недостатка в публике у нас нет. У нас полные залы всегда. Приходят студенты, приходят зрители, которые не успели посмотреть раньше. Люди все время заполняют наш зал, хотят слушать стихи Вознесенского.
Мы иногда в ужасе от того, что нужно в семисотый раз выходить на сцену и произносить один и тот же, пусть даже прекрасный текст, петь одни и те же, даже на твою музыку написанные песни.
Но все-таки мы этот спектакль играем. Играем по двум причинам. Во-первых, жаль бросать, потому что стихи хорошие. Во-вторых, этот спектакль нас кормит. Мы играем его вторым представлением в десять часов вечера. А мы находимся на хозрасчете. Можно делать меньше выездных спектаклей.
Спектакль начинается в десять часов вечера, заканчивается около двенадцати. Идет без антракта. Красочный, яркий, музыкальный спектакль, поэтому он до сих пор имеет успех.
Но поставьте себя на место актеров, играющих в этом спектакле. Семьсот раз одно и то же говорить трудно. Поэтому мы все время обновляем спектакль. Берем новые стихи Вознесенского.
Недавно, примерно года полтора назад, Андрей Вознесенский принес мне новые свои стихи и сказал: «Володя, я тебя прошу, чтобы ты исполнил их в этом спектакле».
Я ответил: «С удовольствием!»
Прочитал — стихи оказались прекрасными.
Многие люди думают, что это мои стихи, что я пою свое. Это неправда. Это стихи Вознесенского. Я их просто положил на ритм гитарный. Это о судьбе каждого поэта. Эту песню и я мог бы написать, и какой-нибудь другой поэт. Это стихотворение называется «Песня акына».
С этим спектаклем связан один смешной эпизод. У нас экспериментируют все, даже цеха. У нас в театре всегда интересный свет. И вот осветители придумали так называемый «световой занавес». Это сорок фонарей, направленных под сорок пять градусов вверх. Там черный бархат, чтобы свет не отражался. И когда зажигаются фонари, получается завеса и не видно, что мы там делаем. Можно хоть на голове ходить — ничего не видно. И вот однажды приехала японская делегация. Они спросили: «Мы понимаем, что свет — это вы зажигаете фонари. Но откуда у вас такой порошок, которым вы завесу делаете?» — А это была обыкновенная театральная пыль. Пыль вместе со светом.
Сразу купили несколько пылесосов, пыль эту стали отжимать. Но ничего не получилось. Театральная пыль неистребима. Она всегда есть, была и будет.
Мы еще раз вернулись к творчеству Андрея Вознесенского и поставили спектакль, который называется «Берегите ваши лица». Но мы «наши лица» не сберегли. Спектакль был отправлен на доработку да так там и остался. А он был красивый спектакль, музыкальный, поэтичный. Он был поэтичен и музыкален не только по стихам, но и по изображению. На сцене, на фоне светящегося задника, который загорался разными цветами, висели наклонные пять штакетин. На тросиках висели. Они образовывали на просвет нотный стан. На этих жердочках сидели мы, актеры, одетые в черное. Мы изображали ноты. Когда мы меняли положение, менялась музыка в спектакле.
Я написал для этого спектакля песню. Всю ее не помню, но начало было такое:
Я изучил все ноты от и до,
Но кто мне на вопрос ответит прямо? —
Ведь начинают гаммы с ноты до,
И ею же заканчивают гаммы.
Пляшут ноты врозь и с толком.
Ждут до, ре, ми, фа, соль, ля и си, пока
Разбросает их по полкам
Чья-то дерзкая рука…
И вот дерзкая рука нашего главного режиссера разбрасывала нас по нотному стану.
Иногда нотный стан трансформировался. Например превращался в трибуны стадиона. На них сидели болельщики. Кричали, улюлюкали, свистели одобрительно и неодобрительно. А мы впереди с Валерием Золотухиным читали стихотворение Вознесенского «Левый крайний». Потом болельщики уходили, а я играл старуху и собирал бутылки, которые остались после матча. Спектакль был полон юмора, очень красиво сделанный, графичный спектакль. Его нет, но все-таки мы его сыграли и он остался в памяти. Это уже хорошо.
Было жалко, что мы не играем этот спектакль. Многие стихи и песни из этого спектакля мы перенесли в спектакль «Антимиры». Стихи напечатаны, они литованные. Мы можем их брать и обновлять спектакль.
Кроме «Песни о нотах» я написал для этого спектакля и «Охоту на волков» и «Песенку плагиатора». Я сочинил ее вот по какому поводу. Однажды поэт Василий Журавлев опубликовал в журнале «Москва» стихи, которые, как выяснилось потом, принадлежали Анне Ахматовой. Его спросили: «Вася! Зачем ты это сделал?» Он говорит: «Не знаю, они как-то сами просочились». То ли он выпивши услышал их где-то и ему показалось, что это его собственные… А потом даже обиделся и говорит: «Подумаешь, какое дело! Пусть она моих хоть два берет, мне не жалко!»
В наш театр сейчас практически невозможно достать билет. По два-три месяца люди стоят в очередях. Бывает даже, что ночуют около театра. И мы видим у входа в театр по утрам толпу людей, которые ночевали в тридцатиградусный мороз около театра, чтобы попасть на спектакль. Поэтому руки не подымаются играть вполсилы, спустя рукава, даже если ты устал. Поэтому у нас актеры играют с полной отдачей, отдавая всего себя в благодарность зрителю за любовь такую. От этого к нам ходит так много публики.
Но не только от этого. Дело в том, что театр наш очень интересный по своей направленности. Это гражданский театр, который ставит острые спектакли. Кроме всего прочего, это театр яркого зрелища. Я попытаюсь в двух словах объяснить вам на примере одного из спектаклей, что такое яркое зрелище в нашем театре. Вот идет у нас программный спектакль, который называется «Десять дней, которые потрясли мир» по книге Джона Рида. Внизу на афише написано: «Представление с буффонадой, пантомимой, цирком и стрельбой». Зритель думает: «Ну это наверняка неправда. Это просто в целях рекламы написали».
Но когда вы подходите в половине седьмого к Таганской площади, вас вдруг поражает такая картина: на театре висят красные флаги, висят плакаты времен революции, играет дореволюционная музыка и много-много людей у входа. Артисты нашего театра в форме солдат и матросов с гармошками, с гитарами, с балалайками прямо у входа в театр на улице поют революционные песни, частушки. Рядом находится ресторан «Кама». Оттуда выходят люди. Навеселе, естественно. Они радуются, что на улице кто-то играет. Они присоединяются к нам, танцуют, подпевают. В общем, организуется такая веселая картина у входа в театр.
