Мессинг потянулся, на миг зажмурился, а потом мельком взглянул на часы. Всякую паузу он использовал для курения. Не обошлось без сигареты и в этой передышке, но он сразу же продолжил рассказ…
Глава 14. ПОЛЬСКАЯ МОЗАИКА
— …В Польше ко мне как к земляку часто обращались помимо концертных выступлений. Каких только просьб и желаний мне не пришлось выслушать! Мелким желаниям я никогда не потворствовал и не потакал праздному любопытству обывателя. Я всегда руководствовался двумя принципами: чтобы моя помощь была действительно необходима и чтобы случай был интересен для меня самого.
В Польше мало кто не знал знаменитое семейство графов Чарторыйских. Кроме богатства они еще обладали обильными «запасами» голубой крови, то есть принадлежали к знатному аристократическому роду.
И вот в этом-то семействе происходит банальное событие: пропадает фамильная драгоценность, передававшаяся из поколения в поколение — бриллиантовая брошь. По оценке известных ювелиров она стоила порядка 800 тысяч злотых — сумма по тому времени фантастическая. Все попытки опытных частных детективов оказались тщетны, дело запуталось, а ускользающая с каждым днем новизна случившегося не оставляла надежд на успех. Слухи ходили самые невероятные.
Граф Чарторыйский прилетел ко мне на собственном самолете в Краков как раз под конец моих там выступлений. Взволнованно рассказал о происшествии и умолял, если возможно, помочь. Мы тут же вылетели с ним в Варшаву.
Должен для некоторой ясности дальнейших событий описать мою тогдашнюю внешность. Длинные, почти до плеч черные волосы, бледное лицо. Одевался я в темные костюмы, широкие пальто-накидки и носил экстравагантного покроя шляпу. Граф, когда мы прибыли в его родовой замок, представил меня его обитателям как модного столичного художника.
Утром следующего дня я приступил к «работе с натурой». Устроили так, что передо мной прошли все, кто постоянно жил в замке и приходил туда на службу. Всех я оценил как людей честных и порядочных. Вне подозрений оставил я и всю многочисленную семью графа. Что говорить, верна поговорка — в семье не без урода, но в этом случае я ни на мгновение не сомневался в порядочности каждого.
Осталось проверить совершенно безобидное существо. Лишь об этом человеке я не мог сказать ничего определенного. Это был слабоумный мальчик, сын одного из слуг графа. Ни в чем плохом он замечен не был, и поэтому внимания на него не обращали. Его никто не мог заподозрить в краже, ибо, что он мог понимать в художественной ценности броши или в ее стоимости. Он пользовался в замке полной свободой, мог заходить во все комнаты. И хотя я не чувствовал не только его мыслей, но даже его настроения, он все же вызывал во мне какое-то предчувствие, и я «держал в уме» мальчишку.
Поразмыслив, я решил, что мой интуитивный ход верен, что этот случай не подлежит парапсихологическому анализу, а обычному психологическому решению.
Я остался с больным ребенком наедине в детской комнате, и сделал вид, что рисую в моем блокноте. Потом, словно что-то вспомнил, достал из кармана золотые часы и стал вращать их перед собой по кругу на цепочке. Затем «небрежно» положил их на стол и вышел. Но через окно, спрятавшись за кадку с пальмой, стал наблюдать за мальчишкой.
Он немедля подскочил к столу, схватил часы, покачал их на цепочке, как и я, и сунул их в рот… Потом вынул и стал забавляться ими. Он играл с ними как с игрушкой не менее получаса. И вдруг он с поразительной ловкостью взобрался на огромное чучело медведя, разинул ему пасть, и мои часы последний раз сверкнули и исчезли в пасти зверя… Я не ошибся. Вот он, невольный похититель. А вот и его безмолвный сообщник — хранитель краденого. Теперь дело пустяковое: нужно положить чучело на «операцию», и загадочное исчезновение семейной реликвии благополучно разрешится.
Пришлось распарывать медведя. Оттуда в руки изумленных «хирургов» высыпалась целая куча блестящих предметов. Тут и золоченые чайные ложечки и елочные украшения, кусочки цветного стекла. Была там и фамильная драгоценность графов Чарторыйских. По словесному уговору мне причиталось 25 % от общей стоимости броши. Я отказался от этой суммы, но взамен этого обратился к графу с просьбой проявить свое влияние в сейме (Польский парламент) и ходатайствовать перед правительством об отмене ранее принятого постановления, ущемляющего права евреев. Граф дал свое обещание, успешно его выполнил, и через некоторое время польский парламент действительно отменил постановление…
А вот другой случай, в котором тоже фигурирует бриллиант. В одном небольшом селении появился незнакомец приятной наружности. Представился американцем, интересующимся народным фольклором. Записывал сказки, собирал старинные предметы домашнего обихода. Принимали его радушно и с почетом. Неожиданно он влюбился в прелестную шестнадцатилетнюю польку, попросил у ее родителей разрешение на брак. В знак серьезности своих намерений преподнес ей бриллиантовое кольцо. Предложение было с радостью принято. Богатый американец в бедной Польше был словно сказочный принц. Но родительские сердца щемила смутная тревога.
В те края забросила меня судьба гастролера, слухи о моем «ясновидении» дошли и до родителей молодой невесты, и они обратились ко мне за советом. Я попросил придти на мое выступление вместе с женихом.
Я заподозрил неладное с первого же взгляда на «жениха», но для верности задал ему как зрителю несколько вопросов. Он почуял беду и пытался немедленно покинуть зал. Я закричал: «Задержите его и обыщите!» «Американца» скрутили и нашли при нем множество фальшивых паспортов. Как выяснилось на следствии, он оказался членом хорошо организованной шайки, поставляющей красивых молодых девушек в публичные дома Аргентины…
Вольф Григорьевич посмотрел на меня виноватым взглядом.
— …Пожалуйста, Тайболе, не подумай, что я когда-либо тайно сотрудничал с полицией или с каким-либо сыскным ведомством, что можно допустить в связи с историей с «американцем». И злые языки не раз пускали по миру подобные сплетни. Нет, я никогда не выполнял агентурных функций. Но всегда приходил на помощь, если мог, и всегда бескорыстно.
Я ответила, что никогда не имела такого подозрения.
— …Вот ты сама рассуди такую историю. Однажды в мой гостиничный номер пожаловала молодая и очень красивая женщина. Как в сказке, не правда ли? Но ты слушай, дальше будет суровая проза. Не буду перед тобой лицемерить. С одной стороны, из-за шумной рекламы вокруг моего имени, с другой — потому что я был холостой мужчина со всеми вытекающими отсюда слабостями, я всегда на гастролях снимал отдельные номера в отелях и, конечно же, — люкс.
