Недолго думая, рапорт я сочинил: «Прошу перевести меня в часть, где летают на И-16 или любом другом типе истребителя». Последнее слово я трижды подчеркнул. Гром не грянул. И ничего вроде не случилось, если не считать, что на очередные полеты меня не запланировали, а послали в стартовый наряд. Они летали, а я махал флажками. И… томился неопределенностью.
Прошло пять дней. Среди ночи меня растолкал дневальный. Оказалось, вызывает уполномоченный СМЕРШ — военной контрразведки. Почему сотрудники этой конторы предпочитали ночные беседы дневным, не знаю, но так было.
Тесноватая землянка показалась хмурой, сыроватой, неуютной. Чахоточного вида капитан грыз ногти. Расспрашивал долго и странно: «Ваша матушка родилась в Варшаве? Откуда вы знаете немецкий? Кто из родственников живет или похоронен вне пределов Союза? Вы бывали в Крыму? Когда? А точнее?..» Так продолжалось целую вечность, потом он спросил каким-то совсем другим голосом:
— А как ты умудрился столько на У-2 напилить?
Я объяснил, что маленько по инструктор ил в аэроклубе, старался нацарапать побольше налета… но он перебил меня:
— И теперь все псу под хвост! Налет, налет… Чего уставился? Я тебе, дураку, не враг, я сам из летчиков… Бывший. На Халхин-Голе, к твоему сведению воевал. У меня половина желудка оттяпана… стал бы я иначе сидеть в этом дерьме?! — И капитан популярно объяснил мне: отказ летать на боевом самолете легко приравнять к дезертирству. За это — трибунал. И тогда — не меньше года штрафного батальона. — Понимаешь, куда ты влез?
— И что же делать? — невольно спросил я, хотя просить совета у этого капитана, возможно, и на самом деле бывшего летчика, ужасно не хотелось.
— Что делать? Что делать? Раньше надо было думать. Соображать… — Он долго барабанил пальцами по столу, вроде отваживался — говорить или нет. Наконец я услышал: — Последний шанс — напиши командующему. Не знаю, что и как надо писать, это ты сочинитель «Мы чкаловцев имя нигде не уроним…» Вот и сообрази: генерал — герой Испании, истребитель. Проймешь его — выручит, а больше тебе никто не поможет.
— Куда писать, — нерешительно спросил я. — Небось, не дойдет до него.
Капитан снова долго барабанил пальцами по столу, прежде чем я услышал:
— Вот бумага, пиши. Дам домашний адрес его, а больше ничего не могу.
И что вы думаете, через неделю я предстал пред ясными очами генерала.
— Это ты истребитель? — жестко спросил герой Испании, разглядывая меня пристально и, как мне показалось, недоброжелательно.
— Так точно, товарищ генерал-майор! — отступать было некуда.
— Молчи, истребитель! Как это ты догадался от полетов отказаться? А?
— Хочу на И-16, товарищ генерал…
— Мало кто чего хочет, истребитель! Я, может, тоже хочу… Ты почему, на каком основании хочешь?
— Так истребитель я, учился в Борисоглебске… Товарищ генерал-майор…
— Генерал-майор, генерал-майор, что ты заладил, как попугай? Сам знаю, кто я! Куда мне тебя девать, куда — вот вопрос… Машин нет. А ты — нарушитель, разгильдяй, понятно? Вот отправлю на У-2.
Где-то подспудно меня шибануло малодушной радостью — не в штрафбат все-таки! А У-2 — «парень» свойский, не подведет. Но какой-то черт словно за язык меня дернул:
— Товарищ генерал-майор, а на И-16 никак нельзя?
Он ругался минут пять. Мой аэроклубный инструктор был просто жалким дилетантом в сравнении с героем Испании. Но и генерал иссяк:
— А теперь ты чего хочешь? — отдуваясь, спросил он.
— Честно говоря, я бы очень-очень просил вас послать меня на фронт, в истребительный полк, в любой.
Генерал поднял телефонную трубку и сказал коротко:
— Захаров, ты? Зайди ко мне.
Захаров тоже был испанским героем и служил заместителем командующего.
— Слетай с этим кретином, погляди, что он за истребитель, — распорядился командующий, — я что-то сомневаюсь, он нормальный или с приветом…
У «испанцев» была особая выучка. Начальником Борисоглебской школы был в мое время полковник Валентин Петрович Ухов, тоже герой Испании. Когда случалось ЧП — курсант засыпал на посту или опаздывал из увольнения, и начальнику школы докладывали об этом, — он неизменно приказывал:
— В восемь ноль-ноль — к первому ангару. Проверю технику пилотирования…
Испытанные войной, эти люди понимали — летчика надо беречь.
Мне вернули И-16. Я очутился в запасном истребительном полку. Правда, поставили условие: если я только трепану, как добивался и добился своего от командующего, он меня из-под земли достанет и тут же загонит к черту на рога, в саперы, в минеры, в пехоту!..
Минуло много-много лет. Было какое-то торжественное собрание в Доме летчика (существовал одно время такой дом, отданный потом цыганскому театру и ресторану). В толпе собравшихся я неожиданно обнаружил моего бывшего командующего. Он постарел, заметно огруз, но я его все равно узнал. Шевельнулась мысль: подойти? А что скажу? Не может он меня помнить — не та я персона… Уже собрался нырнуть в зал, когда услышал:
— Вот ты, истребитель, подойди-ка сюда! Фамилию запамятовал, а личность признаю. На чем изволишь летать, истребитель?
Глупея от счастья — узнал! — я достал пилотское свидетельство летчика-испытателя и протянул генерал-полковнику.
Он раскрыл блестящую коричневую книжечку и прочел вслух:
— «Разрешается летать на всех типах современных самолетов». Вот как, — сказал герой Испании, — а что я тебе говорил?!
И тут я припомнил: у него было необыкновенное, единственное в своем роде прозвище: Генерал Застрелю, но в моем сознании он — Истребитель!
Глава седьмая
Выручай, лапоток!
В предвоенные годы, когда конструкторский коллектив ЛаГГ (Лавочкин, Горбунов, Гудков) только складывался, споры, какой двигатель — с водяным или воздушным охлаждением — предпочтительнее, шли полным ходом. Молодые авиастроители «поставили» тогда на жидкостной мотор и сработали сперва ЛаГГ-1, следом — ЛаГГ-3. Не отважусь утверждать, будто самолеты получились неудачными, все в конечном счете познается в сравнении, знаю: летчики, начавшие войну на «лаггах», а потом пересевшие на «яки», отдавали единодушное предпочтение «якам». Говорю об этом, понятно, не в укор создателям «лаггов», просто констатирую факт, всем известный.
АШ-82 — звездообразный, двухрядный, мощный, воздушного охлаждения двигатель — пошел в серию уже во время войны и сразу зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Двигатель как бы сам нашел себе подходящий самолет и кинулся к нему в объятия. Так или иначе, рождение Ла-5 — прямое следствие этой «встречи».
