— Это на редкость честный человек, всегда боролся с лихоимством, из-за чего не ладил с начальством и подчиненными. Пробовал навести порядок в Москве: наказывал взяточников, пытался разорвать узы круговой поруки, но его убрали. Потому и вступил в тайное общество…
Обратно шли зарослями цветущей черемухи. Вдыхая ее душистый аромат, Бестужев вспомнил, что во время ее цветения обычно наступает похолодание. Глянув на небо, он увидел гряду туч, идущих с запада. И вскоре начали падать первые капли дождя.
Подходя к баржам, Бестужев с Павлом услышали крики, шум, в толпе мужиков метались два парня с топорами и били кого-то внизу наотмашь. У Бестужева оборвалось сердце: «Опять драка!» Бросившись вперед, он растолкал людей и увидел огромную, саженей на пять, белугу, прижатую баграми. Она била хвостом по воде и песку, обдавая всех брызгами. С трудом оглушив ее, мужики перевернули рыбину и начали потрошить.
— На перемет попалась! — возбужденно крикнул белобрысый паренек, выгребая котелком в ведро зернистую икру.
Десять ведер выбрали в бочки и сразу же засолили. Двадцать пудов оказалось в белуге да икры сверх того — пять пудов. Ужин получился па славу — жирнейшая уха и свежепосоленная икра, приправленная луком и чесноком. Однако Чурин сказал, что байкальский осетр вкуснее. С семнадцати лет Иван плавал на славном море, был и передовщиком, и кормщиком.
— Самая лучшая рыба на Байкале — омуль, — говорил Иван, — он разного рода — маломорский, баргузинскнй, посольский. До пятнадцати фунтов весом!..
Дождь лил до конца дня и всю ночь. Черемуховые холода сделали дело. Наутро вода в Шилке поднялась, и Бестужев скомандовал отвал.
Бестужев с Павлом шли на оморочке впереди эскадры Быстрыми взмахами весла Павел вел лодочку вниз по течению, а Бестужев время от времени щупал дно шестом. На одной из развилок им показалось, что левее идти лучше, но, проплыв ниже, увидели, что попали в мелкую забоку. Едва успев вернуться к развилке, Бестужев махнул рукой вправо, однако кормщик передовой баржи не сумел вырулить и посадил ее на мель.
Условленным знаком, скрестив руки над головой, Бестужев приказал остановиться другим баржам, но из-за нерасторопности кормщика и гребцов одна из них врезалась носом в борт первой баржи. Люди закричали, стали прыгать в воду, пытаясь баграми удержать накренившуюся баржу. Однако быстрое течение и напор задней баржи сводили на нет их усилия.
Все прочь! — закричал Бестужев, видя, что баржа поднялась правым бортом. Вплавь и вброд люди бросились в стороны. Бочки, ящики, дрова, ведра, угли костра посыпались с палубы, и через несколько мгновений баржа опрокинулась вверх дном, подняв тучу брызг. Один из парней, едва увернувшись, на четвереньках выполз на берег и, трясясь от страха, начал мелко креститься. Все, кто невольно попал в ледяную воду, стали выкручивать, отжимать одежду. Бестужев велел развести костер, достать из воды все, что затонуло, и бочки, ящики, прибитые к берегу.
— В барже-то, в трюме, мука, — вздохнул Чурин. — Что теперь делать?
— Вырубим дно, и все тут, — сказал Павел.
— Рубить жалко, да и груз куда девать? — возразил Чурин.
Положение создалось отчаянное. Бестужев задумался, потом подобрал корынку от сосны, положил ее горбом вверх и сказал:
— Смотрите, вот баржа, попробуем подпереть ее лесинами со стороны течения. К ухватам привяжем канаты, перекинем их и будем тянуть с другой стороны, а несколько концов бросим на проходящую баржу, там их надо быстро закрепить узлами, канаты рванут их вот так, — он опрокинул корынку на другую сторону.
— На песке-то складно, а на деле еще неизвестно, — покачал головой Павел.
— Не выйдет с первого раза, попробуем еще, — сказал Бестужев.
— Давайте за работу! — крикнул Павел.
— Погоди, сначала накормить людей надо, — остановил его Бестужев.
Быстро развели костры, приготовили еду. За обедом мужики стали смеяться над белобрысым пареньком, который еле успел увернуться из-под баржи.
— Ну, Кузя, небось вспомнил свою мать? — сказал один.
— Гляжу, он, как тарбаган,[11] на карачках, — подхватил другой.
Взрыв смеха разнесся над рекой.
— Гы-гы-гы! — передразнил его Кузя и сам засмеялся над собой и своим испугом.
После обеда Бестужев отправил одну бригаду в лес за жердями, посоветовав выбирать сухой листвяк — он крепче сосны, а других попросил сверлить и долбить дыры для штырей на борту опрокинутой баржи. Закипела работа. И странно, не было уныния, люди держались бодро, весело. Авария как бы сблизила всех.
В просверленные дыры вбили клинья, надели на них петли канатов и, упирая колья в дно реки и постепенно переставляя их, приподняли левый борт. Теперь предстояло самое трудное — научить вязать узлы. Бестужев выбрал самых ловких, сноровистых парней. Велев Кузьме бросить ему конец, он поймал его и неуловимо быстрыми движениями завязал на колу морской узел.
— А теперь смотрите, показываю медленно…
Когда парни освоили узлы, Бестужев повел их вверх по течению, к другой барже, расставил у кормового и бортовых пней и скомандовал отвал. Медленно набирая скорость, баржа приблизилась к месту аварии. Сплавщики стали бросать концы с опрокинутой баржи на проходящую. Бестужев, Кузьма и его сосед быстро завязали свои концы, но один из канатов, спутавшись с другим, не долетел, и оба упали в воду. Три каната натянулись струной, идущая баржа дрогнула, словно наткнулась на что-то. Раздался хруст. Один из кольев на перевернутой барже сломался и полетел на палубу проходящей. Бестужев едва успел увернуться от пролетевшего мимо обломка.
Но под двумя другими канатами колья оказались крепкими. Опрокинутая баржа немного приподнялась, мужики, стоящие подле нее, успели подсунуть более длинные жерди под борт, и тут канаты, не выдержав напряжения, лопнули.
— Ничего, ребята! — крикнул Бестужев. — В следующий заход получится! Плыви вниз, не останавливайся, — приказал он кормщику. И когда баржа подошла близко к яру, Бестужев и его помощники попрыгали на берег. Вернувшись к месту аварии, Бестужев приободрил людей, велел привязать новые канаты и вбить новый кол вместо сломанного.
Следующий заход оказался удачным. И хотя один из канатов не успели завязать, четыре других не только перевернули баржу, но и немного протащили ее по дну. Крики «ура» разнеслись над рекой. Проходящая баржа остановилась. Бестужев принялся развязывать мокрые, туго затянутые узлы. Только бывалому моряку под силу это. Когда он поднялся на баржу, Чурин уже слазил в трюм и радостно сообщил, что мука даже не подмокла.
