Ознакомительная версия.
Схема Куликовской битвы
Именно из «Задонщины» мы получили самое древнее и самое выразительное описание атаки засадного полка под водительством Владимира Андреевича, решившей исход сражения: «И, кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: “Брат Дмитрий Иванович, в злое время горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили – столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по колено бродят. Жалостно ведь, брат, видеть столько крови христианской. Не медли, князь великий, со своими боярами”. И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: “Братья, бояре и воеводы, и дети боярские, здесь ваши московские сладкие меды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и женам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть”».
Третью группу памятников Куликовского цикла образует «Сказание о Мамаевом побоище», как уже отмечалось, представляющее собой наиболее обстоятельное и наименее достоверное описание сражения русских ратей с полчищами Мамая, известное нам в десяти различных редакциях и сохранившееся более чем в 150 летописных списках.
В памятнике, например, присутствует вымышленный рассказ о сражении перед боем двух богатырей – Александра Пересвета, схимника из Троицкого монастыря, и Челубея. Фигура Пересвета вызывает споры у историков и по сей день. Он упоминается уже в самой ранней летописной повести, но просто как «Александр Пересвет», без уточнений. О Пересвете как «чернеце» повествует не только «Сказание…», но и другой памятник Куликовского цикла, более ранний, – «Задонщина», но о поединке в нем ничего не говорится – только о мужестве и героической гибели: «И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: “Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича”». Из текста «Задонщины» мы узнаём, что Пересвета вместе с братом Ослябей на помощь Донскому отправил преподобный Сергий Радонежский, после того как благословил Дмитрия на ратный подвиг в Троицком монастыре.
Давно доказано, что очной встречи Дмитрия Ивановича с преподобным Сергием состояться не могло. Однако такой вымышленный сюжет был необходим для составителя, так как именно благодаря ему можно было показать ведущую роль церкви в деле спасения Руси.
Упоминание о благословении находим также и в «Житии Сергия Радонежского» («Житие»), редакции которого, создававшиеся на протяжении XV–XVII веков, содержат многочисленные разночтения и дополнения, происходившие из устных преданий. На основании текста «Жития» можно усмотреть обстоятельства идеологической борьбы между князем и преподобным.
Благословение Сергия Радонежского, якобы данное им великому князю Дмитрию и его войску перед битвой, занимает в «Житии» особое место. Значение этих побед очень хорошо осознавалось современниками великого князя, именно поэтому в «Житии» и было размещено пространное описание благословения, которое делает причастным преподобного, а вместе с ним и Русскую церковь к великой победе.
Дмитрий Донской на памятнике «Тысячелетие России». Великий Новгород. Скульптор М. О. Микешин. 1862 г.
По этому поводу один из последних, уже нового времени, редактор и исследователь «Жития» Никон (Рождественский) писал (цитата в тексте принадлежит В. О. Ключевскому): «…Великий избранник Божий Сергий дарован Богом земле Русской именно в такое тяжкое время, когда татары заполонили почти все пределы ее, когда междоусобия князей доходили до кровавых побоищ, когда эти усобицы, бесправие, татарские насилия и грубость тогдашних нравов грозили русскому народу совершенной гибелью. Конечно, было бы неправильным, с точки зрения средневекового автора, не задействовать в процессе спасения христиан и христианской веры преподобного – Сергий, как истинный печальник родной земли, конечно, по праву, наравне с великим князем, должен стать ее освободителем от неверных измаильтян. И вот мы видим, что “народ, сто лет привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался наконец с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарских полчищ в открытой степи и там повалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными костями”».
«Оборона Москвы от хана Тохтамыша. XIV век». Художник А. Васнецов
И здесь вновь стоит подчеркнуть, что все авторы средневековых произведений, особенно раннего периода, выстраивали изложение действительности на прочнейшей идеологической – христианской, проведенческой – платформе, что впоследствии уводило многих исследователей от понимания реально происходивших фактов, имевших место в истории.
Аргументов против возможности самого факта благословения немало, и в первую очередь это острые противоречия между князем и митрополитом Киприаном. Примечательно также и то, что старейший источник, сообщающий о Куликовской битве, – московский свод 1390 года ничего не знает о благословении, данном преподобным Сергием великому князю перед боем. Ничего не говорит о благословении Сергия и поэма «Задонщина». А в «Слове о житии и преставлении Дмитрия Ивановича…» Сергий упоминается единственный раз среди присутствующих при кончине князя.
Возможно, как предполагают некоторые ученые, благословение могло быть заочным, предположительно посланником, вручившим князю грамоту и просфору от игумена, был Александр Пересвет. Легенда о благословении Сергия вне зависимости от ее историчности превратилась в символ единения русского народа, светской власти и Русской церкви перед лицом «неверных измаильтян», угрожающих всему христианскому народу.
В «Сказании…» содержится и еще один интересный факт – беседа митрополита Киприана с Дмитрием Донским перед сражением. Несмотря на противоречивые мнения историков на этот счет, мы склонны интерпретировать данную беседу как вымышленную, приведенную автором с целью позиционирования единства княжеской и церковной власти в борьбе против «неверных».
В действительности подобная беседа не могла состояться. Остановимся более подробно на этой проблеме. После смерти в 1378 году митрополита Алексия, как мы знаем, князь Дмитрий пытался возвести на митрополичий престол всея Руси своего духовника, к тому времени уже архимандрита кремлевского Спасского монастыря, Митяя вопреки решению Константинополя, пророчившего в митрополиты северо-восточных русских епархий Киприана, являющегося на тот момент времени митрополитом южнорусских епархий Великого княжества Литовского.
Ознакомительная версия.