Ознакомительная версия.
Кстати, очередной зигзаг в сторону. Извините, дунул ветерок памяти, и мой челн – а он, если вы помните, без руля – понесло.
В 1932 году я учился в Костромском индустриальном техникуме, а вечерами работал в ТРАМе. Летом наш любительский театр гастролировал по разным домам отдыха, развлекая усталый отдыхающий люд. Плата нам всем вместе была сто рублей (в современном исчислении десять рублей) плюс кормежка досыта. Вторая часть вознаграждения была для нас куда существеннее, так как голод в тот год стоял сильный, – я уже писал об этом. Однажды осенью (начало фразы прямо из рассказа Горького!) нашу бригаду занесло в Гаврилов-Ям – есть такой крошечный городишко между Ярославлем и Ростовом Великим. Гаврилов-Ям от магистральной железной дороги в стороне, и добираться к нему надо было по узкоколейке. По этой узкоколейке тащил пару вагончиков паровоз-«кукушка», такой ветхий и фантастический, что, если бы его сохранить до наших времен и поставить в «Диснейленде», детишки веселились бы до упаду.
Так вот, доехали мы в Гаврилов-Ям благополучно, дали концерт, наевшись, переночевали, а поутру двинулись из дома отдыха на станцию. Путь был недалекий, километров пять-шесть. «Кукушка» ходила один раз в сутки, и, придя на станцию, мы стали ее ждать. Ждем-пождем, нет и нет. Давно прошел час отправления, а паровозным дымком и не пахнет. Захотелось есть. Но где и что? Знаем – нигде ничего. Дело идет к вечеру. Все ждем и ждем. И вдруг узнаем: «кукушка» «заболела», сегодня не пойдет, пойдет завтра. Караул! Ни еды, ни ночлега. Разрешили нам залезть в стоявший пустой вагон и там переночевать. Залезли, расселись по полкам. Наступил вечер. Мыслей никаких, кроме как поесть. Созвали совет и решили отправить трех послов в город и хоть что-нибудь где-нибудь раздобыть. Оставшиеся в вагоне тихо затянули песню.
Идет время – час, другой, третий. И уж под самую ночь видим: наша ударная троица почти рысцой мчится подлунным светом к вагону и что-то у них в руках, какой-то узел. Вбегает троица в вагон и из рубахи, которую снял с себя один из героев, оставшись в майке, с восторгом вываливает на лавку груду объедков – корки, огрызки картофельного пирога, сухари, ломтики ржаного хлеба. Батюшки, какое богатство! Восторженно захлебываясь, наши гонцы рассказывают, что купили они все это у нищего (деньги-то у нас были), купили его дневную добычу. Из холщовой сумки, что болталась у него на бедре, вывалили в рубаху, и вот – нате, ешьте. Мы по-братски разделили добычу на кучки. Один отвернулся от этих деликатесов, закрыл глаза, другой показывал пальцем на кучку и спрашивал: «Кому?» Отвернувшийся называл фамилию, и поделенная добыча без споров и зависти пошла по рукам. Сверкали зубы, хрустели, разлетаясь вдребезги, корки, радостью светились глаза. Очень было вкусно! Так вкусно, что, уничтожив все дочиста, мы лихо запели: «Мы красная кавалерия, и про нас былинники речистые ведут рассказ…» – или что-то в этом духе.
…Ужин в отеле «Плаза» был действительно изысканный. Какая-то дичь по-мексикански в бледно-коричневом ореховом соусе, сочные куски мяса с огромными белыми бобами, таявшими во рту, отменные вина и множество всего, что для меня просто не имеет ни имени, ни отчества, ни фамилии. Я только жалел, что у меня не два, а лучше бы и четыре желудка. И совсем не потому, что хотелось все это съесть, но попробовать надо было бы непременно. Но не смог – увы, всех благ жизни не выберешь. Очередная человеческая трагедия!
Парикмахер Лида, у которой я всегда стригусь в нашей парикмахерской, на мое сетование по поводу того, что волос у меня на голове остается все меньше и меньше, заметила:
– Ну уж вы все хотите!
Нет, я, очевидно, больше не вернусь в «Плазу», не буду ее описывать. Я вспомнил: о ней подробно рассказано в одном из номеров журнала «Америка» за 1969 год – что, как, почем. Рассказано с милой, небрежной, слегка критической непосредственностью, которая придает рассказу вид абсолютной правды. Я не всегда доверяю прессе, у меня есть основания.
На обеде у господина Шлезингера, советника президента Кеннеди, я очутился за столом рядом с главным редактором журнала «Америка». Какое-то критическое замечание о журнале редактор парировал:
– Ваш журнал «Советский Союз» не лучше.
Я ответил:
– Допустим. Но разве это повод делать свой журнал слабым?
Так что об отеле «Плаза» можно подробно прочитать в одном из номеров «Америки». Там отель хвалят, и, мне думается, по заслугам.
«Плаза» в «Диснейленде» против своей тезки настоящая деревянная безделушка. Свечные лавки, ламповые, магазины игрушек, торговля сластями – все ожившее прошлое. Продавцы в старомодных костюмах, кучера в расшитых ливреях, шоферы в кожаных фуражках. И по улицам, сверкая трубами, идет-гремит военный оркестр. Музыканты в красных с золотым кантом мундирах, в шапках с султанами, а впереди – белоснежный тамбур-мажор.
Окунувшись в сладкое прошлое («Что пройдет, то будет мило» – так поется в старинной песенке. Да еще и Чехов заметил: «Вот мы стараемся для будущих поколений, недосыпаем, недоедаем, а люди потом все равно скажут: “Эх, что ни говори, а раньше жили лучше”»), побывав в прошлом, переходим в страну фантазии.
Перед нашими глазами возникает настоящий, выложенный из серого камня замок Спящей красавицы. Узнаю его сразу: да, это он, это настоящий замок настоящей Спящей красавицы. Я могу это утверждать, потому что нынешним летом еще раз побывал во Франции, видел замок Вильгельма Оранского километрах в ста от Парижа и теперь с особой уверенностью могу сказать: замок Спящей красавицы – настоящий французский замок.
А кругом карусели, качели, летающие слоны, вертящийся диск, на котором разноцветные чайные чашки, а в чашках сидят и кружатся дети, мелькают только их разноволосые лохматые головенки. А на катере вы въезжаете в страну Пиноккио, отгороженную от мира настоящими пятиметровыми белоснежными Альпами. А вот пиратский корабль Питера Пэна. Садитесь, плывите! И у Алисы в стране чудес все так, как в книжке, – гроты, озера, водопады. А еще есть страна приключений. Тут и путешествие по Миссисипи на корабле Тома Сойера. Вот и его остров, вот и скала. А там пещера, где он заблудился с Бекки Тэчер. И сталактиты, и сталагмиты. И темно, и страшно, и рядом индеец Джо.
Осмотреть всю эту уйму чудес, когда у тебя только один день, совершенно невозможно. Выбираем. Ох уж эта свобода выбора!..
Садимся в подводную лодку. Завинчивается люк, и мы отчаливаем от пирса. Лодка погружается. Вижу, как от нас отлетает вверх фейерверк перламутровых воздушных пузырьков. Действительно, идет погружение. Устраиваюсь у иллюминатора и разеваю глаза. Плывем вдоль подводных скал. Шевелятся разные морские чудовища, раки, актинии, мимо стекла шныряют рыбы. Ай, заглянула акула своим круглым ведьминским глазом! Прямо шарахнулся от окна. Погружаемся глубже и глубже. Скаты и осьминоги. А это что – громадное и страшное – лежит на дне? Батюшки, остов затонувшего корабля. И белеют несчастные кости – черепа, ребра и бедра, плюсны и предплюсны. А что там мелькнуло желтым светом? Разбитый сундук, и из него, как потроха, вывалилась груда золотых монет, а рядом нити жемчуга, браслеты, кольца, подвески. Какой клад таится на этом зелено-сером, облепленном ракушками и водорослями дне! Не могу глаз оторвать от иллюминатора. Знаю, что иллюзия, знаю, что не на самом деле, а зачарован.
Ознакомительная версия.
