В почетном карауле у гроба К. С. Грушевого поочередно стояли практически все члены Политбюро, в том числе и М. С. Горбачев.
С этого момента Л. И. Брежневу самому отпущено жизни было немного.
9 ноября 1982 года после праздников Л. И. Брежнев вышел на работу. По воспоминаниям сотрудника его секретариата, Брежнев попросил, чтобы в приемной к его приезду находился Ю. В. Андропов.
«Брежнев прибыл в Кремль примерно в 12 часов дня в хорошем настроении, отдохнувший от праздничной суеты. Как всегда, приветливо поздоровался, пошутил и тут же пригласил Андропова в кабинет. Они долго беседовали, судя по всему, встреча носила обычный деловой характер…»[231]
О чем они говорили, до сих пор остается неизвестным. Скорее всего, обсуждали предстоящий пленум ЦК. По некоторым сведениям, на нем предполагался переход Брежнева на пост председателя партии, а новым генеральным секретарем будет рекомендован 64-летний В. Щербицкий. После разговора с Андроповым, генсек переговорил по телефону с Н. А. Щелоковым. Это следует из записей в журнале учета приемной Л. И. Брежнева.
Утром следующего дня, 10 ноября, в День советской милиции Л. И. Брежнева не стало.
Первым на дачу через двадцать минут после смерти генсека приехал Андропов. Как следует из мемуаров Чазова, сразу же проинформировавшего его о случившемся, кремлевский врач очень опасался, что министр Щелоков одним из первых узнает трагическую весть. В данном случае инициатива находилась у Андропова. (Благодаря тому же Чазову, когда скончается Черненко, Горбачев узнает о случившемся первым. Это дало ему возможность удерживать инициативу в своих руках, так как позднее он говорил, что «был готов другой кандидат»).
Вечером 10 ноября министр Н. А. Щелоков, поздравляя работников милиции с профессиональным праздником, ни разу не упомянул имени Л. И. Брежнева. Это был беспрецедентный случай. Концерт ко Дню милиции, которого по случаю праздника ждала страна, отменили. Многие догадывались, что кто-то умер, но никто не предполагал, что это Леонид Ильич Брежнев. Только 12 ноября газеты напечатали официальное сообщение. В стране объявили четырехдневный траур.
10 ноября предполагалось, что Брежнев вместе с Щелоковым должен будет открывать новое здания МВД на Октябрьской площади.
Но министру так и не довелось там поработать.
Говорят, со смертью Брежнева у Щелокова заметно поседела голова.
Сразу же после ухода из жизни Брежнева, в 1982–1983 годах, влияние днепропетровской группы стало падать. Укрепление позиций андроповского клана в высших органах власти сопровождалось грандиозной чисткой в аппарате ЦК и Совете Министров, среди партийного руководства страны. Так, одними из первых на пенсию отправили И. Т. Новикова, Г. К. Цинева, Г. С. Павлова и др.
С этого времени начался период политической агонии В. В. Щербицкого. Бывший первый секретарь Днепропетровского горкома партии В. Ошко вспоминал: «При жизни Брежнева Щербицкого считали его преемником, позиции его были крепки. Ведь землячество играло большую роль, да и сейчас играет. А потом к власти пришел Андропов, и начались чистки. Тогда, помните, были разговоры про периоды допетровский, петровский и днепропетровский? Так вот, днепропетровский со смертью Брежнева закончился. И это сказалось на Щербицком. Его на дистанции держали, взяли, как в капсулу… Мне кажется, в 1981–1983 годах из-под Щербицкого уже сознательно выбивали опоры. То есть убирали особо близких ему людей: секретарей обкомов партии и, наверное, горкомов»[232].
Вскоре на горизонте замаячила перестройка, и к власти пришли новые люди.
Дарственная надпись Ю. В. Андропова: «Уважаемому Николаю Анисимовичу Щелокову. С уважением». 29. IV 82 г.
Собравшийся 12 ноября 1982 года Пленум ЦК КПСС избирает Генеральным секретарем партии Ю. В. Андропова. В этот период особое значение приобретает фигура Горбачева. Молодой, но уже влиятельный, богатый на идеи член Политбюро становится практически правой рукой Андропова. «После пленума ЦК, избравшего Андропова генсеком, М. С. Горбачев ходил веселый и торжественный, как будто избрали его, — вспоминал его помощник В. Болдин. — А вечером, когда я зашел к нему с документами, не удержался и сказал: «Ведь мы с Юрием Владимировичем старые друзья, семьями дружим. У нас было много доверительных разговоров, и наши позиции совпадают»[233]
При Андропове начались громкие дела против прежних сторонников Брежнева и его ближних. Досье и компроматы на них готовились еще до прихода нового генсека. По словам П. Ф. Перевозника, «принимались меры, чтобы собрать материалы не только на Щелокова, но и тех руководителей министерства, которые долгое время с ним работали. Ничего особенного не накопали, кроме мелких нарушений, допущенных подчиненными министра».
Это подтверждает и И. И. Карпец: «Оценивая деятельность МВД тех лет, скажу, что все-таки во многом она была плодотворна: в плане организации работы, стремления к новым ее формам и методам, к поднятию профессионализма. Подспудные процессы, связанные с тем, что были люди, использующие в корыстных целях возможности системы, в частности, сам Щелоков, системы богатой по сравнению с другими правоохранительными органами, обладающей властными полномочиями, для многих были неизвестны, в том числе внутри МВД. В то же время было видно, что одни люди «все могли» (особенно руководители хозяйственных служб, обслуживающих министра), а другие были просителями, выпрашивающими то, что им и без просьб должны были дать. Среди союзных министров и начальников краевых и областных управлений, как и внутри министерства, были те, которым во всем шли навстречу, и те, кого держали в черном теле, особенно «непослушных». Полагаю, что ничего нового в этом плане я не скажу. Так было. Так есть. Так будет»[234].
Интересен случай так называемого «телефонного права», рассказанный мне генералом Г. К. Тыркаловым. В Хабаровском крае было подготовлено объемное оперативно-розыскное дело на золотодобытчика — руководителя крупной старательной артели. Он воровал с большим размахом, был связан со многими влиятельными особами в Москве и являлся депутатом местного совета. После доработки дела, преступник был взят под стражу. «Вскоре после этого мне по ВЧ позвонил один влиятельный генерал из МВД СССР (не будем называть его имени, тем более он много лет назад застрелился). Из агентурных источников было известно, что этот босс состоял в приятельских отношениях с расхитителем золота, не раз «гудел» с ним в компаниях «девочек» в бане и т. д. Позвонив, он как бы по-дружески упрекнул меня, мол, хабаровчане поторопились, взяв под стражу уважаемого в правительственных кругах человека, депутата, крупного поставщика так нужного стране золота. Он подчеркнул, что этот тип является другом Щелокова и что мне, дабы не свернуть шею, следует во всем глубоко разобраться и освободить «уважаемого человека». Я ему сказал, что во всем разобрался, а он, как бы не слыша, твердил свое. Я вспылил, сказал, что позвоню министру, а также первому секретарю крайкома Черному и добьюсь справедливости. Будучи уверен в неподкупности Щелокова и в исключительной честности Черного, я не сомневался, что меня поддержат. Влиятельный босс, чувствовалось, струхнул, попросил не делать этого, обещав в скором времени позвонить по данному вопросу. Мне показалось, что при этом разговоре у него в кабинете кто-то присутствовал из числа ходатаев или друзей задержанного. Наверняка, так оно и было, потому что через полчаса этот генерал позвонил и елейным тоном попросил, чтобы я его правильно понял, не метал икру и не звонил никому. Дескать, насчет Щелокова вкралась ошибка. Я понял, что ему хотелось продемонстрировать кому-то свое жгучее участие в судьбе этого человека, но главное — не влипнуть в грязную историю. Словом, я его понял»[235].
