Полк сам воспитывал своих солдат и офицеров, начиная с обучения гигиене и молитвам, продолжая грамотностью, завершая массой знаний, необходимых для командования и поддержания полковой жизни. Чужак, даже хороший офицер, должен был пройти командные должности снизу, чтобы по праву занять место в боевой семье. Недостойный дворянин не имел шансов на продвижение. «Немогузнайство» — неспособность принимать решения, выполнять команды и отвечать за свои действия в любой ситуации в пределах своей должности — исключалось совершенно.
Четкое понимание, что солдат — человек, дало возможность развернуться прославленному впоследствии суворовскому человеколюбию. Обучение постепенно и с толком; наказание только хорошо знающего свои обязанности, но не исполняющего их; ответственность командиров за воспитание и «исправность» каждого солдата; полная защищенность члена полка, исполняющего его обязанности; одежда по сезону, правильное питание, санитария и гигиена; забота о здравии тела и спасении души — все это и многое другое вытекало из основной идеи. Постепенное военное обучение с постоянными, но не чрезмерными нагрузками и тренировками вело к тому, что каждый солдат, «в тонкость» освоивший военное искусство, мог себя чувствовать в безопасности и в мирное время, и в бою.
Суворов обучал полк обычному линейному строю. Но каждый солдат понимал, что и почему делает, а все эволюции были доведены до автоматизма. В бою все поддерживали друг друга. Командование в каждом подразделении было продублировано так основательно, что солдаты растеряться не могли. Особенности квартирования полка в провинции учили солдат инициативно действовать мелкими и мельчайшими группами. Только за новобранцами присматривали, спасая их от бегства.
Заслуга Александра Васильевича была не в том, что его полк проводил большие учения, умел атаковать в штыки и блистал на маневрах, что караульная служба в нем была организована так четко, что исключала любые неожиданности. Главное — он осуществил свою мечту и создал «могучий организм», который невозможно разбить, разве что полностью уничтожить, что представлялось делом весьма сомнительным.
Сравнительно с другими реформаторами русских полков его времени Суворов был наибольшим идеалистом. Он максимально апеллировал к потребностям души, чувствам и побуждениям офицеров и солдат. Как всегда, начиная с себя. Результат сильно отличался от общепринятого. Но, по мере того как Суворов командовал и лично учил разные полки, бригады, дивизии и корпуса, в армии усваивались его идеалистические нормы.
Например, место младшего офицера было сбоку от шеренги солдат, в схватке — за их спинами. Штаб-офицер и генерал вообще смотрели на поле битвы в подзорную трубу. Это было разумно, отвечало уставу и традиции. Но Суворов положил себе быть наиболее доблестным солдатом, лучшей частью солдатской семьи — и даже генералом оставался, как говорит в знаменитом фильме В.И. Чапаев, «впереди, на лихом коне». Этому следовали и его ученики — Багратион и Милорадович, о которых мы знаем очень хорошо, и многие другие, известные по рапортам о том, кто первым взошел на стену, лично взял вражескую пушку и знамя. Раевский и Волконский вдобавок шли в атаку со знаменем в руках. Это было не бахвальство, как у Барклая-де-Толли, обедавшего под огнем, а выполнение долга. Как написал в рапорте об Аустерлице Кутузов, князь Волконский, будучи дежурным генералом, увидев отступление бригады Каменского с Праценских высот, поднял знамя Фанагорийского полка и трижды водил бригаду в атаку «с сохранением нужного в таких случаях хладнокровия». Но в том-то и дело, что долг не просто скомандовать атаку, а идти впереди солдат, как лучший из них, сформулировал для себя Александр Васильевич. А его ученики сочли это нормой.
С этим идеальным опытом Суворов оказался в Польше, совершив эпический марш в 900 км за 30 дней. Разумеется, солдаты ехали на подводах — командиру «солдат был дороже себя». Польские конфедераты всюду были биты; опыт показал, что для уверенной победы достаточно 1 русского солдата против 5 поляков. В сражениях Александр Васильевич добился идеального взаимодействия пехоты, кавалерии и артиллерии, сочетания огня и стремительной атаки холодным оружием. Между боев он сформулировал принципы «победительной тактики», в которой верное использование фактора времени просто не давало противнику шанса использовать в бою все силы. Враг терпел поражение, не успев всерьез сразиться и погубить своих людей.
В Польше Суворов получил великолепный опыт поддержания мира в огромных районах малыми силами. Он добился этого с помощью четкой системы взаимодействия постов и ударных отрядов, опираясь на способность офицеров и солдат, разбросанных на больших пространствах, действовать вместе, как одна семья. Отраженный в мотивированных приказах и развернутых диспозициях, этот опыт получил затем совершенное воплощение в его корпусах в Крыму и на Кубани.
Очень скоро Суворов сделал — и донес до подчиненных — важнейший для него вывод: повреждение души, отступление от установленных им высоких норм нравственности ведет к поражению. «Без добродетели нет ни славы, ни чести», нет самой победы. Даже слабый враг, поступающий благородно, имел шанс на успех, а непобедимые русские войска, утратив добродетель, могли быть позорно биты. Милосердие служило основой добродетели. Обезоруженного врага всегда необходимо было щадить, а в Польше — отпускать!
Достижением Александра Васильевича на этой войне стало создание системы тактической и дальней разведки, приносившей огромную пользу всю его жизнь. Он и его командиры «без подзорной трубы» могли видеть происходящее за горизонтом и предугадывать действия неприятеля. Суворов в уездном Люблине знал о тайных событиях во всей Польше, Литве и за их границами больше, чем командование русских войск в Варшаве. Теперь не только на поле боя, но и по всей южной Польше и в Литве Суворов предупреждал развертывание неприятеля, громя его с минимальными жертвами.
«Мы здесь не к поражению мятежников, но для успокоения земли».
Именно в Польше полководец обнаружил, что все его действия на упреждение, все его блестящие виктории не приближают главный результат — мир. В 1771 г. Суворов сформулировал свое жизненное кредо, ставшее фундаментом его военной философии: «Мы здесь не к поражению мятежников, но для успокоения земли». Шаг за шагом он понял (и записал), что война продолжается, так как выгодна конфедератам, русскому командованию, австрийскому и иным дворам, а невыгодна только мирным полякам. «Всякое продолжение войны» бедственно для обывателей, которых армия должна защищать — это ее главная функция — и способствует укреплению сил войны. У Суворова появился новый враг, которого он взялся бить по тем же принципам, по которым сражал неприятеля в поле.
