• Наиболее опасным для единства и целостности Российской Федерации был период с сентября 1991 г. по март 1992 г. Ни президент Ельцин, ни его правительство не следили за политическими процессами в Федерации, все еще как будто не веря, что они единолично распоряжаются гигантским экономическим наследием СССР. Они не видели самой грозной опасности от быстро растущих процессов регионализации (областей и краев) и сепаратизма (национальных республик России), способных разорвать в клочья уже основательно истерзанную Россию. Вся тяжесть решения главной задачи — сохранения единства и целостности страны — пришлась на съезды народных депутатов, Верховный Совет Российской Федерации. В этот период Верховный Совет, как высший орган законодательной власти страны, самая представительная публичная власть, показал себя единственной реальной политической (государственной) и административной силой, способной принимать самые ответственные, буквально — судьбоносные решения, не считаться с которыми было невозможно. Таким был Федеративный договор, разработанный в недрах парламента и подписанный субъектами Федерации (31 марта 1992 г.), положивший конец «суверенитетам» провинциальных баронов и вернувший российские провинции в конституционно-правовое поле.
Современные интерпретации распада СССР
После ликвидации СССР в разных трактовках большинства западных обозревателей это событие стало рассматриваться как абсолютно позитивное явление в мировой и российской истории. Этот подход занял доминирующие позиции в определяющей мере под влиянием борьбы Ельцина с Российским парламентом и особенно после его уничтожения. Последний рассматривался как якобы сила, стремящаяся «восстановить СССР». Основываясь на таком совершенно искусственном методе (скорее, в пропагандистских целях), американский президент-демократ Б. Клинтон вместе с германским канцлером Гельмутом Колем дал «добро» Ельцину на жестокую расправу с Российским парламентом.
При этом недавние еще восторги Запада по поводу демократических реформ Горбачева (1985–1991 гг.), как и непомерное «восхищение» перед российскими парламентариями, одолевшими путч ГКЧП, были преданы забвению. Было забыто и то, что Рональд Рейган, назвавший в 1981 г. СССР «империей зла», отказался от этого клейма в ходе визита в Москву, стоя рядом с Горбачевым в Кремле, у Царь-пушки. Им же было объявлено о конце эпохи «холодной войны» и стремительном продвижении СССР к демократическим ценностям. Помнится, читая рейтинги мировых политических деятелей в конце 1997 г., я был поражен тем обстоятельством, что Горбачев — «дружественный Горби», как стали называть его на Западе, опережал по популярности ведущих государственных деятелей Запада, в том числе Рейгана в Америке. А СССР по праву стал восприниматься как современное государство, вполне демократическое, избавляющееся от остатков тоталитаризма мирным, законным образом, через волеизъявление его народа.
И вдруг после декабря 1991 г. и октября 1993 г. всю советскую историю, включая горбачевскую эпоху, и в российской, и в западной печати, — вопреки исторической правде — стали представлять как «семь десятилетий сурового и безжалостного полицейского государства». (См.: Обзор «После распада». Журнал «Мир перемен». 2006. № 4. С. 17.) Так, возвеличивая Ельцина, его вклад в разрушение и СССР, и уничтожение Парламентарной республики, сотрудник центра Гувера при Стэнфордском университете М. Макфолл пишет (в «The Washington Post»), что кончину самого «жестокого режима, который являлся величайшей угрозой для западной цивилизации, можно назвать «предотвращенный Армагеддонк (Там же. С. 22.)
Американские аналитики в своей основной массе, поддерживая такой «усеченный», весьма ограниченный подход к этим двум событиям, видимо, исходят из той посылки, что он позволяет им очень просто объяснить сложнейшие процессы, связанные с двумя величайшими трагедиями (1991 и 1993 гг.), и оправдать позиции правящих кругов западных держав, поддержавших действия Ельцина в обоих событиях. Реформы же Горбачева, которые реально ликвидировали всесилие коммунистической партии и дали возможность нам, Российскому парламенту, выдвинуть Ельцина своим лидером, защитить его в 1990–1991 гг., не дать свергнуть союзным властям и т. д. — все это стали называть «химерами». Крайняя ограниченность такого подхода была видна даже при самом простом анализе — выходило, что Ельцин, как древнеегипетский фараон, сам себя породи;! — вне демократических норм, порядков и процедур, которые быстро вводились в тот период в СССР, и вне Российского парламента, всенародно избранного на самом пике развития демократического процесса в СССР в 1990 г.
И соответственно, они стали утверждать, что Советский Союз умер от «отсутствия альтернатив, невозможности его реформирования». Однако не все аналитики, даже в западных странах, согласны с такой крайне обедненной трактовкой этого грандиозного события. Так, высказывается вполне обоснованное суждение: «Даже в свете последовавших в 90-е годы человеческих трагедий большинство специалистов не задавалось вопросом о том, не мог ли реформированный Советский Союз стать самой лучшей надеждой для посткоммунистического будущего России. Большая часть обозревателей не задавалась также вопросом о том, не могло ли сохранение Советского Союза быть более полезным для международных дел. Напротив, они пришли к выводу, что все советское необходимо уничтожить, «разрушив до основания всю систему политических и экономических отношений». Такое твердое мнение, безусловно, является сегодня единственным политически корректным в американской (да и в европейской) политике, средствах массовой информации и научных кругах (См.: Обзор «После распада». Журнал «Мир перемен». 2006. № 4. С. 18.)
При этом они оправдывают действия Ельцина как инициатора развала СССР, так и могильщика российской парламентской демократии.
Например, С. Сестанович, один из видных деятелей при президентстве Клинтона, а ныне — сотрудник Колумбийского университета, пишет, что к лету 1991 г. Ельцин был единственным советским политиком, имевшим достаточную поддержку в народе, чтобы решиться на какие-то действия. Это — в корне неверное мнение о политиках СССР и России того периода. Выдающейся поддержкой народа в тот период пользовался прежде всего Верховный Совет России, всенародно избранный в ходе самой демократической избирательной кампании за всю историю страны. В составе Верховного Совета было множество популярных политиков, а сам он являлся генератором идей, на базе которых чаще всего выступал его председатель — тогда им был (до 12 июня) Ельцин. Без мощной поддержки Верховного Совета Ельцин не продержался бы в тогдашних условиях ни одного дня.
