Уильям Ширер - Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента

Ознакомительная версия.

«Здесь нет продуктов, — отвечают они. — Нет порядка, тюрьмы переполнены. Если бы мы рассказали тебе о грязи, тесноте, нехватке еды в них, ты бы нам не поверил. Но теперь никто не питается нормально. Мы просто поддерживаем свое существование».

Испанские чиновники продержали нас в аэропорту полдня, загнав всех в служебное помещение, хотя нас было всего несколько человек. Они тоже как парализованные, не способны ничего организовать. Старший офицер полиции руки не мыл неделю. Его больше всего интересуют наши деньги. Мы без конца пересчитываем перед ним нашу мелочь, купюры, дорожные чеки. Наконец, когда начинает темнеть, он нас отпускает.

Примерно через час после нашего прибытия из Штутгарта прилетает на немецком самолете Уолли. Ему есть что рассказать о том, как он покидал Германию. Его самолет из Берлина не полетел в Штутгарт, и он проделал этот путь на поезде, потеряв, таким образом, целый день. Из-за этого его выездная виза закончилась до того, как он покинул территорию Германии. Ни один чиновник в Штутгарте не мог взять на себя ответственность и выдать новую. Он должен был возвращаться в Берлин. Возвращение в Берлин означало, что все надо начинать заново: ждать новой выездной визы, ждать испанскую и португальскую визы, несколько месяцев ждать места в самолете или на пароходе, которые отправляются из Лиссабона в Америку. Он понимал, что его отъезд в Америку откладывается на неопределенный срок, возможно — до конца войны. В последнюю минуту тайная полиция наконец разрешила ему выехать.

Эшторил, вблизи Лиссабона, 7 декабря

Лиссабон, и наконец-то свет и чистота! Мы летели из Барселоны при встречном ветре, скорость которого была сто километров в час. Пилот старого тихоходного «Юнкер-са-52» в какой-то момент решил, что придется возвращаться назад, потому что нам не хватит топлива, но все-таки долетел. Всю дорогу мы тряслись над горами, частенько лишь в нескольких футах от вершин. Были такие воздушные ямы, что двое пассажиров ударились о потолок и один из них от удара потерял сознание.

Хаос в мадридском аэропорту был еще ужаснее, чем в Барселоне. Офицеры-франкисты носились кругами как безумные. Из-за урагана власти решили не выпускать ни один самолет. Потом разрешили один из трех рейсов на Лиссабон. Мне сказали, что я могу вылететь, потом — что не могу, потом — что я могу успеть на поезд, который уходит в четыре дня, потом — что этот поезд уже ушел. Все это время вокруг теснилась толпа чиновников и пассажиров. Был там ресторан, но еды в нем не оказалось. Наконец пассажиров пригласили на лиссабонский рейс. Разрешили лететь только группе испанских чиновников и немецкому дипломату. Я потребовал свой багаж. Никто не знал, где он. Потом ко мне протиснулся какой-то служащий и потащил меня к самолету. Я даже не успел спросить, где мой багаж и куда летит этот самолет. Через минуту мы оторвались от земли, пролетели над развалинами университета Сите, затем до самых сумерек летели над долиной Тагуса, и внизу показался Лиссабон. Пару часов меня продержали в аэропорту португальские власти, потому что я не мог предъявить им билет до Нью-Йорка, но все-таки отпустили. Отели в Лиссабоне переполнены, свободных номеров нет, город забит беженцами, но мне удалось устроиться. Вечером хорошо пообедал и прогулялся по городу, чтобы полюбоваться огнями, а потом лег спать с ощущением, что избавился от тяжкого груза. Завтра из Лондона приедет Эд Марроу, и мы здорово отметим встречу.

Эшторил, 8 декабря

Не смог уснуть, внезапно разболелся зуб, впервые в жизни, и сейчас расплачиваюсь за свою беспечность, хотя в Германии невозможно было что-то сделать, потому что у них не хватает золота и других металлов и дантисты могли поставить пломбу только из какого-то оловянного сплава. Но светило прекрасное южное солнце, и я все утро бродил по городскому парку, радуясь, как много еще цветущих растений, потом по пляжу, на который накатываются огромные синие волны и яростно разбиваются в пену на залитом солнцем песке. Спокойствие, умиротворенность, мягкий шум моря — все это было великолепно. Благополучие в избытке, на это надо было настроиться, что трудновато с утра. Я сбежал, поймал такси и поехал в Лиссабон ждать самолета Эда. Подозрительные англичане из авиакомпании ни за что не хотели сообщать, когда прилетит самолет из Лондона и прилетит ли он вообще, явно опасаясь, что эта информация может каким-то загадочным образом попасть к немцам и они его собьют. Я прождал до темноты и вернулся в Эшторил.

Позднее. Наконец приехал Эд, и это здорово. С десяти вечера мы до изнеможения проговорили про этот год войны и в пять утра, приятно утомленные, легли спать. Учитывая пережитые Эдом бомбежки и сумасшедший режим работы, выглядит он лучше, чем я ожидал, действительно отлично.

Эшторил, 9 декабря

Бродили по солнечному пляжу. Эд говорит, что бомбежки в Англии были жестокие, но не такие, как хвастаются немцы. Кроме Лондона, ужасные разрушения в Ковентри, Бристоле/ Саутгемптоне и Бирмингеме, и самые тяжелые удары пришлись на центры этих городов — на церкви, общественные здания, жилые дома. Сокращение производства в военной промышленности, считает Эд, произошло не столько из-за нанесенного предприятиям физического ущерба, сколько из-за дезорганизации в тех городах, где живут рабочие и где сосредоточено все энерго-, водо — и газоснабжение. Англичане, говорит он, утверждают, что во время налетов самолеты люфтваффе не целятся в заводы, перед ними стоят две другие задачи: во-первых, посеять страх среди гражданского населения; во-вторых, вывести из строя основные коммунальные службы и парализовать таким образом жизнь городов. Я тоже так думаю.

Эд хорошо отзывается о моральном состоянии британцев, по поводу чего у нас в Берлине были некоторые сомнения. Он говорит, что оно на высоком уровне.

Эшторил, 10 декабря

Пэт Келли, добродушный и толковый менеджер компании «Пан-Америкэн-Эйруэйз», признается, что у меня мало шансов добраться до дома к Рождеству, если буду ждать скоростной трансатлантический лайнер. Рейсы задерживаются из-за резкой перемены погоды в Хорте, что мешает взлету больших самолетов. Он советует сесть на пароход. Поскольку это должно было быть мое первое Рождество дома, сегодня днем я пошел в контору «Экспорт Лайнз», чтобы взять билет на «Эксамбион», который отправляется в пятницу. Контора забита беженцами, все просят место, любое, на следующий пароход. Но, как объяснил мне один из сотрудников компании, в Лиссабоне их три тысячи, а пароходы берут только по сто пятьдесят пассажиров и в неделю бывает один рейс.

Ознакомительная версия.