жизнь института вообще.Лучше вспыхнуть и ярко сгореть…
Через некоторое время после того, как исчез молодой учитель, обещавший прийти к нам со скрипкой, в нашем классе появилась новая учительница словесности — Любовь Андреевна. Это была средних лет женщина, высокая, худощавая, с маленькой головкой и лицом, усеянным угрями. Увы, внешность учителя слишком много значит для учащихся. Отличала ее и некоторая слащавость тона в отношениях с нами.
На одном из первых уроков она прочла нам басню Крылова «Две собаки» и так выразительно, почти нараспев произнесла слова «Жужу, кудрявая болонка», что мы за глаза стали звать ее «Жужу».
Однажды она задала нам домашнее сочинение на тему пословиц. Продиктовав нам ряд пословиц, она сказала, что желающие могут написать сочинение на пословицу, не вошедшую в список.
Я любила писать сочинения. Выбрала я пословицу «Мал золотник, да дорог». Преобразив жившую у нас одно время в Чугуеве домашнюю работницу Васильевну в доброго гения скромной интеллигентной семьи, я подробно описала трогательные заботы маленькой немолодой женщины о каждом члене этой семьи. Я получила «11».
Девочка из Смольного Маруся Смирнова, написавшая на эту же тему, рассказала о молодой женщине, торопливо идущей после тяжелого дня работы домой, где ждет ее маленькое любимое существо, ее сокровище, ее дитя, ее сынишка, который дороже ей всего на свете. Марусино сочинение было зачитано в классе и оценено высшей отметкой «12». Оля тоже получила «12». Ее сочинение тоже было зачитано в классе.
Одно же сочинение не было оценено и не было возвращено его автору. Это было сочинение Жени Рудневой.
Женя Руднева пришла к нам недавно, в один из старших классов, вероятно, в IV. Именно в этом классе, если не в начале следующего, мы и писали сочинение на пословицы.
Женя Руднева была очень высокая и очень худая девочка лет пятнадцати. У нее были большие серые глаза и белое скуластое лицо с ярким румянцем на щеках и скулах. Волосы цвета спелой ржи были коротко острижены, но лоб закрывала густая челка. Женя целыми днями читала, подперев голову руками, и, казалось, не замечала окружающего. Где она брала книги, что это были за книги, я не знаю.
Тема, которую Женя взяла для своего сочинения, не значилась в списке. Она гласила: «Лучше вспыхнуть и ярко сгореть, чем долго и медленно тлеть».
Несколько дней у парты Жени толпились девочки. Она читала им отрывки из черновика своего сочинения и что-то рассказывала. Оля тоже была среди девочек, окружавших Женю, и я видела, как, жестикулируя, она что-то горячо ей внушала.
Из обрывков разговоров, доносившихся до моей парты, я поняла, что героиней, воспетой в Женином сочинении, была актриса, совершившая какой-то экстравагантный поступок на эротической почве и погибшая.
Вдумываясь теперь в свое тогдашнее отношение к истории с сочинением Жени, я чувствую большое затруднение его понять и охарактеризовать.
Я, девочка 13–14 лет, не испытывала ни малейшего любопытства, ни малейшего желания узнать содержание этого скандального, нашумевшего сочинения, я не прислушивалась к разговорам, доносившимся до меня от парты Жени, я слышала поневоле их обрывки, и они не привлекали, а отталкивали меня. Я бессознательно отстранялась, защищалась от того, что мне казалось нечистым, ненормальным, извращающим естественные и чистые человеческие чувства, помыслы и поступки. И примечательно, когда Оля отошла от Жени и, немного возбужденная, села рядом со мной за нашу парту, а я невольно подняла на нее глаза, Оля категорично и твердо сказала: «Тебе нельзя, тебе неинтересно». Значит, не только я сама, но и мой друг оберегал меня от всякой человеческой скверны.
Я не помню, чем кончилась эта история. Женю, кажется, вызывали к начальнице. Но думаю, никакая начальница не могла переубедить ее. Могу лишь предположить, что родителям Жени предложили взять дочь из института.
«Троянда»
Звонок на урок прозвенел, мы сидели за партами и ждали.
Дверь открылась, и в класс вошел довольно молодой человек в обыкновенном черном европейском костюме. Мы встали. Он поднялся на кафедру, поздоровался с нами наклоном головы и начал урок. Так приступили мы к изучению украинского языка.
Мне сейчас очень трудно вспомнить, было ли это в IV или в начале III класса, т. е. при Украинской Раде42 или при гетмане Скоропадском, о которых мы, вероятно, толком и не слышали. Так или иначе, но в наш курс было введено изучение украинского языка.
В Харькове до Октябрьской революции господствовал русский язык. Всюду — и на улице, и в магазинах, и в трамвае — звучала русская речь. Украинский язык, вероятно, можно было слышать на базаре, куда привозили свои продукты селяне. Мы на базаре не бывали. Но украинский язык был родственный язык. Многие из нас знали украинские песни. Я знала Шевченко. Что-то говорили сердцу и слуху украинские повести Гоголя. Не одна из нас имела те или другие соприкосновения с деревней.
Теперь мы стали изучать литературный украинский язык с особенностями его произношения, склонения и спряжения.
Вскоре учитель задал нам выучить наизусть украинское стихотворение. Я не помню его автора и забыла его последние строки. Но основную часть помню хорошо. И мне хочется позволить себе привести здесь это стихотворение как воспоминание о юности и как неувядающую память о ставшей теперь чужой, но остающейся близкой и любимой Украине.
ТРОЯНДА (РОЗА)
Цвіла Троянда у садочку, А недалечко, у кругочку, Меж бур’яном бринів Будяк, І каже він Троянді так: — Нащо се ти колючок начіпляла? — А ты нащо? — вона його спитала. — Я? — обізвавсь Будяк, — Я, серденько, не проста штука, Я, — степовий козак! Мені колючка, як шаблюка, Щоб ворогів страшить, Щоб всім було спокійно жить,
