В американском журнале фото: на большом поле — деревянные лестницы, доски, столбы. На них надо взобраться, куда-то перелезть… И одному никак не справиться — обязательно товарищ нужен. Эта спортплощадка — американская школа менеджмента по-японски. Здесь учат работать сообща. И американские компании, надеясь устоять в экономическом кризисе и справиться с неприлично вырвавшейся вперёд Японией, платят деньги, чтобы их сотрудники учились японскому коллективизму, — поддержать товарища, подстраховать. Но помочь, подстраховать — не японские слова. "Пришла беда — полагайся на себя" — это японская пословица. А учить иностранцев надо не взаимопомощи, а покорности и забвению своего "я". И готовности инженера-электрика работать сегодня продавцом, а завтра дизайнером, если надо. И сидеть допоздна, делая что-то нужное фирме, не себе. Безропотно. Бездумно. И жениться на той девушке, которую укажет шеф. И переезжать на другой конец страны, бросая дом, семью, и жить бобылём, встречаясь с женой лишь изредка. И видеть детей только спящими. И забывать слово "хочу", а помнить только "надо". Наверное, можно обучить неяпонцев тому, что понимает Запад как японский коллективизм, можно воспитать почти японских управляющих. Но где взять японских управляемых на Западе, где каждый человек любит прежде всего себя?
А японец любит прежде всего Японию. Где всё — театр. Здесь и искусство — театр. Чайная церемония, сад камней… На самом деле это — простая глиняная посуда — коробки, чашки — вещи мелкие, невидные да грубые камни, лежащие на песке, простые камни, серые, неказистые. Все эти сокровища небогатой японской земли приобретают цену, только если заколдовать зрителя театральным действом. Заворожить. Япония умеет завораживать, превращая в искусство даже капли, падающие в горшки, умеет устраивать вокруг простых предметов нафантазированный мир, который возникает только там, где люди соглашаются в эту игру играть. Японцы соглашаются. Для них привычно играть. Носить маску. Под которой трудно разглядеть лицо. А может, с годами маска так прирастает, что становится лицом, а сыгранный образ — сутью?
Театр и маски… Это — образ Японии? Или способ мозгов западного покроя воспринять причудливый и странный мир Востока? Привычная, западная логика здесь работает плохо. От столкновения с Японией она начинает раскачиваться, рушиться, оставляя пришельца в недоумении — как понять их, японцев, таких податливых снаружи, таких непреклонных внутри? Японцев щуплых, хрупких… Стальных. Главный природный ресурс маленьких островов. Великой страны.
Австралийское мясо и японский рис (Мы, японцы…)Хижина рыбака.
Замешался в груду креветок
Одинокий сверчок.
Басё
Уподобляюсь, чтобы отличиться.
Митико Инукаи
Это вынырнуло сразу, в первый же день, но она не заметила этого, не оценила.
— Мы, японцы, предпочитаем рыбу, — так ответил Хидэо на её — я люблю мясо.
Она, одна она любила мясо. Японцы же, все японцы предпочитали рыбу. Она сидела на полу маленького ресторанчика рядом с супругами Кобаяси. За окном падал редкий последний снег, а Хидэо горячо говорил о сакуре, которая скоро зацветёт. И извинялся за свою горячность:
— Мы, японцы, очень чувствительны к смене сезонов!
Здесь все говорили так — мужчины, женщины:
— Мы, японцы, работаем допоздна.
— Мы, японки, встаём рано.
— Мы, японцы… — говорили привычно и твёрдо.
И никто ни разу не оговорился, не сказал:
— Я люблю… Я ненавижу…
И никто ни разу не усомнился в своём праве говорить так, от имени нации.
Сэнсэй Сато вспоминал старые поговорки: "где люди горюют, горюй и ты", "радуйся и ты, если радуются другие", "пляши, когда все пляшут". Пожилой сэнсэй говорил горделиво. И молодые гордились:
— Чуть не половина японцев имеет университетский диплом… Девять десятых японцев — средний класс… Девяносто девять процентов населения Японии — это мы, японцы!
Над раздробленной на мелкие острова японской землёй вставал монолит — японцы. Все, как один человек.
— Как их различать-то? — плакала Наташина дочь Ирочка. Она уже несколько месяцев ходила в свой первый класс, и мать поинтересовалась, есть ли у неё друзья? В ответ девочка заплакала: — Как их различать? Они же все одинаковые!
Привыкшие к своему монолиту японцы недоумевали там, где он кончался.
— В Москве я видел много черноволосых! И черноглазых!
В голосе Хидэо звучало осуждение — русским полагалось быть блондинами с голубыми глазами. В России не было порядка! В Японии порядок был. Её населяли только черноволосые люди. Они одинаково одевались, одинаково говорили… И действовали одинаково. Может, они одинаково думали?
Она стояла у окна своего кабинета. Время приближалось к обеду. И хотя путей попасть в столовую было множество, все японцы выбирали один — не самый короткий, зато самый простой, состоящий из двух прямых отрезков. Иностранцы же ходили как попало, косо пересекая улицу, срезая углы. Но те из них, кто прижились, ходили как японцы. Так что, посмотрев, как идёт человек в столовую, можно было определить, как долго он здесь живёт и нашёл ли общий язык с этой страной. Белокурый парень остановился у края тротуара, выбирая дорогу покороче, у клумбы притормозил опять, соображая, как её обогнуть, — на нестандартной короткой дороге приходилось принимать решения ежеминутно. А японцы шагали по длинному пути мерно, бездумно. Значит, так им легче жить, избегая самостоятельных решений и нестандартных действий и расчленяя сложную дорогу на простые куски?
К единству своему японцы относились ревностно — стоило иностранцу сказать дурное о ком-то из них, как сородичи тут же бросались на защиту:
— Давайте как следует разберёмся! Может, это только выглядит так ужасно? Может, это — поверхностное впечатление? Может, для этого поступка были основания?
Японцы, которые не дружили и почти не разговаривали друг с другом, эти самые японцы несли в своих худеньких телах огромную энергию единения. Словно скрытый от посторонних глаз магнит выстраивал послушные железные порошинки японского общества в одном направлении. И ей надлежало поворачиваться вместе со всеми. Иначе острые маленькие частички начинали неуютно колоть её упрямые бока.
Это случилось весной, в самом начале её японской жизни.
— Мы, японцы, никогда не покупаем рис с длинными зёрнышками, который Вы выбрали! — В тихом, тоненьком голосе Намико звякнули стальные нотки. — Мы, японцы, предпочитаем короткое зерно.
