Ознакомительная версия.
– Мне нечего возразить вам, – сказал он, – если вы, организовывая это движение, имели в виду лишь увеличение продукции. Получит ли прялка распространение в наш век машин – это другой вопрос. Но я желаю вам всяческого успеха.
Прилив поднимаетсяЯ не могу посвятить еще несколько глав описанию дальнейшего прогресса движения «кхади». Рассказывать о различных сторонах своей деятельности, проходившей на глазах у всей общественности, значило бы выйти за рамки этой книги; я не должен предпринимать этих попыток хотя бы потому, что потребовался бы целый трактат на эту тему. Цель моя состоит лишь в том, чтобы описать, каким образом некоторые вещи, так сказать, самопроизвольно, раскрылись передо мной в ходе моих поисков истины.
Поэтому продолжим рассказ о движении несотрудничества. В то время как могучее движение халифата, организованное братьями Али, было в полном разгаре, я имел длительные беседы с ныне покойным мауланой Абдул Бари и другими улемами. Наши беседы касались прежде всего вопроса о том, в какой мере мусульмане могут соблюдать правило ненасилия. В конце концов они согласились со мной, что ислам не запрещает своим последователям придерживаться ненасилия как политического метода, и если они дадут обет ненасилия, то должны его придерживаться. Резолюция о несотрудничестве была предложена на конференции халифата и после продолжительных прений принята. В моей памяти свежи воспоминания о том, как однажды в Аллахабаде комитет, обсуждая этот вопрос, заседал всю ночь напролет. Вначале Хаким Сахиб скептически отнесся к возможности проведения ненасильственного несотрудничества на практике. Но после того, как его скептицизм был рассеян, он всем сердцем отдался этому движению и его помощь оказалась для него неоценимой.
Несколько позже я выдвинул резолюцию о несотрудничестве на гуджаратской политической конференции. Оппозиция сначала возражала, что провинциальная конференция не вправе принимать резолюцию раньше, чем ее примет Конгресс. Я же утверждал, что такое ограничение применимо только к прошлому движению, но когда дело идет о будущем, о дальнейшем пути нашей деятельности, то низшая организация не только вполне компетентна, но даже обязана так поступить, если у нее есть для этого необходимые выдержка и смелость. Никаких разрешений, доказывал я, не требуется, если речь идет о стремлении поднять престиж центральной организации на свой страх и риск. Затем предложение обсуждалось по существу, причем прения протекали, несмотря на всю остроту, в атмосфере «приятной сдержанности». Резолюция была принята подавляющим большинством голосов. Успех резолюции во многом объясняется личными качествами адвоката Валлабхаи и Аббаса Тьябджи. Последний председательствовал на конференции, и его симпатии были на стороне резолюции о несотрудничестве.
Всеиндийский комитет Конгресса решил созвать в Калькутте в сентябре 1920 года специальную сессию Конгресса для совещания по тому же вопросу. Подготовка велась широкая. Председателем был избран Лала Ладжпат Рай. Из Бомбея в Калькутту шли специальные поезда для членов Конгресса и участников движения халифата. Калькутта была переполнена делегатами и гостями.
По просьбе мауланы Шауката Али я подготовил в поезде проект резолюции о несотрудничестве. До этого я старался избегать в своих черновиках слова «ненасильственное», хотя неизменно употреблял его в своих речах. Мой словарь в этом отношении только еще формировался. Я считал, что чисто мусульманской аудитории санскритский синоним слова «ненасильственное» не будет понятен. Поэтому я и просил маулану Абул Калам Азада найти ему замену. Он предложил слово «бааман», а для «несотрудничества» – «тарк-и-малават».
Пока я старался подобрать на хинди, гуджарати и урду слова, выражающие понятие «несотрудничество», меня заставили написать для этой знаменательной сессии Конгресса резолюцию о несотрудничестве. В первоначальном варианте проекта слово «ненасильственное» было пропущено. Я передал проект резолюции маулане Шаукату Али, который ехал в одном купе со мной, так и не заметив этого пропуска. Ночью я понял свою ошибку. Утром я послал Махадева с просьбой исправить ошибку, прежде чем проект резолюции попадет в печать. Но поправку уже нельзя было внести, так как проект был напечатан. Заседание руководящего комитета должно было состояться в тот же вечер. Поэтому необходимые поправки мне пришлось делать уже в отпечатанных экземплярах проекта резолюции. Впоследствии я понял, как мне пришлось бы трудно, не подготовь я своего проекта резолюции заранее.
Положение мое было все же очень жалким. Я совершенно не представлял себе, кто будет поддерживать резолюцию и кто выступит против нее. Не имел я также понятия и о том, какую позицию займет Ааладжи. Я видел лишь внушительную фалангу ветеранов – бойцов, собравшихся для боя в Калькутте. Среди них были д-р Безант, пандит Малавияджи, адвокат Виджаярагхавачария, пандит Мотилалджи и Дешбандху.
В своей резолюции я предлагал объявить несотрудничество только для того, чтобы добиться исправления несправедливостей, допущенных властями во время событий в Пенджабе и по отношению к халифату. Это не понравилось Виджаярагхавачария.
– Если мы начинаем кампанию несотрудничества, то почему из-за каких-то отдельных несправедливостей? Страна страдает от такой огромной несправедливости, как лишение ее свараджа. Это и должно стать главным основанием для несотрудничества, – доказывал он.
Пандит Мотилал также хотел, чтобы в резолюцию было включено требование свараджа. Я охотно принял это предложение, исправив соответствующим образом текст резолюции, которая была принята после обстоятельных, серьезных и довольно бурных дебатов.
Мотилалджи первым примкнул к движению. Я до сих пор помню приятную беседу с ним по поводу резолюции. Он предложил изменить некоторые выражения, на что я и согласился. Он взялся склонить на нашу сторону Дешбандху. Сердцем Дешбандху был всегда с нами, но он скептически относился к способности народа провести в жизнь эту программу. Только на Нагпурской сессии Конгресса он и Ааладжи полностью присоединились к нам.
На этой чрезвычайной сессии я особенно сильно почувствовал, какой утратой была для нас смерть Локаманьи. Я был глубоко убежден, что, будь он жив, он благословил бы меня в моих начинаниях. Но если бы даже он выступил против, я бы усмотрел в этом милость и поучение себе. У нас бывали разногласия, но они никогда не портили наших отношений. Поэтому я всегда думал, что связь между нами нерасторжима. Когда я пишу эти строки, в памяти ясно встают обстоятельства, связанные с его смертью. Было около часу ночи, когда Патвардхан, работавший в то время со мной, сообщил мне по телефону о смерти Локаманьи. Я находился в окружении своих соратников. С моих уст невольно сорвалось восклицание:
Ознакомительная версия.
