После окончания дебатов и, по крайней мере, частичного снятия остроты вопроса о вероисповедании Кеннеди, наиболее взрывоопасной стала проблема, которая, как ранее надеялись оба кандидата, не проявится до выборов. Генри Кэбот Лодж, кандидат в вице-президенты от Республиканской партии, выступая в Гарлеме, пообещал, что в случае избрания Никсон назначит на одну из должностей в своем кабинете афроамериканца. Никсон узнал об этом данном от его имени обязательстве только после события, и в стане республиканцев возникло смятение. Когда Кеннеди попросили прокомментировать публичное обещание Лоджа, он ответил, что правительственные посты должны занимать наиболее компетентные и подходящие для такой работы люди. Однако он добавил: «Я убежден, что мы должны делать больше для того, чтобы вовлечь негритянское население в управление страной», подтвердив сказанное несколькими неделями раньше в университете Говарда [149]. Через несколько дней лидер борьбы за гражданские права Мартин Лютер Кинг-младший был арестован после организованной им сидячей демонстрации против расовой дискриминации в одном из ресторанов Атланты. Его отправили в тюрьму округа Де-Калб, а потом в наручниках перевезли в каторжную тюрьму в сельской местности, где, как было известно, жизнь чернокожих заключенных подвергалась смертельной опасности. Несмотря на возражения многих из своих помощников (включая брата Роберта), Кеннеди решил позвонить Коретте Скотт Кинг, которая очень боялась, что ее мужа могут убить. Кеннеди пообещал ей сделать все от него зависящее, и через несколько часов Кинга освободили. В результате лагерь сторонников Кеннеди пополнился черными и белыми избирателями, которые посчитали его поступок проявлением мужества и сострадания. Никсон промолчал. Что касается Линдона Джонсона, то он в это время без устали вел агитацию на юге — особенно в Техасе, — мобилизуя демократов-традиционалистов и пытаясь отвлечь их внимание от участия Кеннеди в освобождении Кинга [150].
В последнюю неделю перед выборами в кампанию неожиданно энергично включился Эйзенхауэр, который помог Никсону ликвидировать отставание. Когда 8 ноября открылись избирательные участки, кандидаты, казалось, имели равные шансы на победу. После полуночи результаты продолжали поступать, но победитель так и не определился. Кеннеди отправился спать, доверив помощникам следить за результатами голосования. В 9 часов утра он проснулся и, спустившись из спальни, узнал, что подсчеты завершены, и он избран президентом. Победа досталась ему с минимальным перевесом голосов, одним из наименьших в истории президентских выборов в США: чуть больше чем на 100 тис. голосов избирателей, с преимуществом на какие-то 84 (из 537) голоса выборщиков.
Все многочисленное семейство Кеннеди собралось, и кавалькадой направилось к арсеналу в Хаяннис-Порте, где новоизбранный президент выступил с речью, в которой поблагодарил избирателей, своих помощников и всех, кто принимал участие в его избирательной кампании, а также разочарованных поражением Эйзенхауэра и Никсона, которые прислали ему свои поздравления. Как обычно, он закончил свою двухминутную речь скромным сообщением: «А теперь мы с женой готовимся к выполнению наших новых обязанностей — и к прибавлению нашего семейства» [151].
Глава 4 Опасности «Новых рубежей»
Когда наутро после выборов Кеннеди произносил свою короткую речь в арсенале Хаяннис-Порта, у него дрожали руки. Он чувствовал себя таким измученным, что первую неделю в качестве избранного, но еще не вступившего в должность президента, провел, уединившись в отцовском доме в Палм-Биче. Но даже спустя две недели Кеннеди казался расстроенным и раздраженным. Он признавался, что его уже одолели требованиями. «Этот хочет того, тот — этого. Никому не угодишь», — жаловался он отцу по дороге на площадку для гольфа, однако не нашел сочувствия. «Если работа не по душе, можешь отказаться. Тем более что в округе Кук еще досчитывают голоса», — резко ответил Джо [152].
Отчасти, дурное настроение Кеннеди объяснялось плохим самочувствием, которое он всячески стремился скрыть. Репортерам он сообщил, что «совершенно здоров» и опроверг молву о болезни Аддисона. Его заверения повторила влиятельная New York Times. (Как-то Пьер Сэлинджер, пресс-секретарь Кеннеди, сказал ему: «Ходят слухи, что вы принимаете кортизон». «Да, раньше принимал, но теперь — нет», — слукавил Кеннеди [153].) Конечно, его врачи знали, что он уже много лет не может обойтись без кортизона, но хранили тайну. Почти каждый день он был вынужден подолгу лежать в горячей ванне, чтобы хоть немного ослабить боль в спине. Кеннеди удавалось выглядеть здоровым только благодаря сильным препаратам, которые выписывали ему сразу несколько докторов [154].
Однако постепенно Кеннеди восстановил силы и взялся за формирование новой администрации. Он с самого начала решил обойтись без главы администрации президента — в отличие от Эйзенхауэра и вопреки практике большинства президентов после него. Позже Соренсен писал: «Он не видел необходимости собирать общие собрания, предпочитая встречи с глазу на глаз, когда собеседники высказываются более откровенно и доверительно». Своими помощниками в Белом доме он назначал ровесников, со многими из которых его связывала многолетняя дружба. Здесь были его бостонские друзья и коллеги под общей ироничной кличкой «ирландская мафия»: Кеннет О’Доннел, Лоренс О’Брайан и Дэйв Пауэрс. (В свои 48 лет Пауэрс был самым старшим из советников в Белом Доме.) Ближайший друг Кеннеди, Лем Биллингс, не получил никакого официального назначения, но входил во «внутренний круг» президента и даже имел в Белом доме собственную спальню. Главным помощником Кеннеди оставался Тед Соренсен, автор значительной части его речей, который также курировал вопросы внутренней (а позже внешней) политики. 41-летний Макджордж Банди, ранее бывший деканом в Гарвардском университете, был назначен советником по национальной безопасности и считался в Белом доме главным специалистом по внешней политике. 35-летний Пьер Сэлинджер, журналист из Калифорнии, стал пресс-секретарем президента и занимался связями с общественностью [155].
Если в Белом доме Кеннеди окружали друзья и ровесники, то членами кабинета были назначены опытные, занимавшие высокое общественное положение люди, причем некоторых из них он почти не знал. Государственный секретарь Дин Раск, дипломат с большим стажем, в течение восьми лет служивший помощником госсекретаря, успел зарекомендовать себя способным, хотя и слишком преданным бюрократической процедуре, руководителем в сложной структуре Государственного департамента США. Министр финансов Дуглас Диллон, опытный инвестиционный банкир, республиканец с консервативными взглядами, был заместителем госсекретаря по экономическим вопросам в правительстве Эйзенхауэра. Министр обороны Роберт Макнамара, также член Республиканской партии, почти не имевший опыта участия в военных действиях, но снискавший славу блестящего администратора в компании «Форд Мотор», мог, по мнению Кеннеди, справиться с трудно поддающимся контролю Пентагоном. Остальные министерские портфели получили члены Конгресса, губернаторы штатов и другие политики высокого ранга [156].
Заметное исключение из правил составлял брат и ближайший помощник президента Роберт Кеннеди, которого Джек хотел непременно ввести в администрацию. Позже, в интервью Бену Брэдли для журнала Newsweek, объясняя, почему брат был ему так необходим, Кеннеди так описал его личные качества: «[у Бобби] высокие морально-этические принципы. Он истинный пуританин, бескорыстный и неподкупный. Кроме того, он обладает потрясающей энергией управленца. У нас здесь много парней с идеями. Проблема в том, кто их будет осуществлять, а Бобби — лучший организатор, которого я когда-либо встречал» [157]. Но больше всего, по словам Джека, он нуждался в преданности Бобби.
Всем было ясно, что Бобби может быть подотчетным только президенту. «Никто из членов кабинета не мог иметь в подчиненных брата президента», — подтвердил Дин Ачесон, госсекретарь в правительстве Трумэна. Также невозможно, по собственному признанию Бобби, было включить его в аппарат Белого дома. Его присутствие мешало бы работе остальных сотрудников. Джек высказал предложение сделать его министром юстиции, на что Бобби сначала не согласился, говоря: «Уже к концу этого года все, кому не лень, будут склонять „братьев Кеннеди“ и обвинять президента во всем, что придется сделать в области гражданских прав» [158]. Джек предложил пост министра юстиции губернатору штата Коннектикут Эврахаму Рибикофу и Эдлаю Стивенсону, но оба отказались. Бобби продолжал сопротивляться и, в конце концов, попросил президента отказаться от решения ввести его в состав кабинета. «Я должен был заняться чем-то своим», — сказал он [159]. Не приняв ответа «нет», Джек пожаловался брату, что не знает практически никого в кабинете. «Мне надо быть уверенным, что если возникнут проблемы, кто-то сообщит мне неприкрашенную правду, какой бы она ни была». Самым мощным аргументом Джека в их споре были семейные узы. «Если я могу попросить Дина Раска отказаться от карьеры …, если я могу попросить Боба Макнамару оставить пост главы компании, а ведь я почти не знаю этих людей …, то я уж, конечно, могу надеяться, что мой собственный брат не откажет мне в аналогичной просьбе» [160]. Наконец Бобби согласился.
