«Все уговоры происходили так – пишет Подгородецкий – меня брали под ручку и нашептывали, как будет здорово, если мы с Ефремовым перейдем в „Машину“. В основном, конечно, Кутиков, который рассказывал, какой Макаревич талантливый, как ему сейчас одному плохо, как он переживает. Говорилось о том, что надо поддержать товарища в трудную минуту. Мы поддерживали его, собутыльничали. Кутиков ходил и говорил, говорил. Скорее всего, это сыграло свою роль. Знаете, как женщины в таких случаях говорят: „Такому легче дать, чем объяснить, почему ты не хочешь этого делать“. Вот так вот Кутиков и совратил нас на „Машину времени“. Договорились для начала записать вместе альбом. Первая репетиция прошла в той же студии ГИТИСа. Мне поставили клавишные, как сейчас помню, Crumair Multiman, и мы как заиграли! Было это в мае 1979 года. Альбом нужно было записать за месяц, поскольку Макар собирался летом в Польскую Народную Республику.
Валерий Ефремов
С 1976 года я работал с Саней Кутиковым в «Високосном лете». Мне нравилось с ним играть, и мы дружили. Помимо нас в «Лете» были Крис Кельми и Александр Ситковецкий. Когда Кутиков сообщил мне, что собирается уходить к Макару, он добавил: «Если у тебя есть желание, присоединяйся. Тогда мы и дальше сможем играть вместе». Я обещал подумать, но заметил, что, когда группа формируется, наверное, нужно всем ее участникам вместе собраться, поговорить. Вскоре мы встретились втроем, я, Макар, Кутиков и пошли в Парк Культуры. Выпили пива, пообщались, потом еще выпили пива… С Макаром я в тот день фактически и познакомился поближе. До этого особого контакта у меня с Андреем не было.
После того, как предложение перейти в «Машину» поступило уже не только от Сани, но и от Макара, я задумался более основательно. Неделю решал, как поступить.
Ты должен был расстаться с Кельми, Ситковецким, и вообще, с группой, игравшей другую, более сложную, арт-роковую музыку?
Да, процесс выбора был достаточно болезненным. Причем, в том разговоре в парке, Макаревич какими-то особыми аргументами свое приглашение не подкреплял. Просто поинтересовался моим желанием играть в «Машине» на уровне: хочешь – не хочешь. Сказал, конечно, что ушли Женя и Кава. Но меня эта ситуация не настораживала. Поскольку я давно знал Саню и, возможно, он даже был для меня тогда неким авторитетом. Я видел, что он уверен в своем решении о переходе, и это как-то рассеивало мои сомнения. Я лишь спросил Андрея насколько все это серьезно и надолго? Он сказал, что достаточно серьезно и видимо надолго. Как оказалось, он был прав.
Потом мы с Сашкой встретились с Кельми и Ситковецким и сообщили им, что вдвоем уходим из «Високосного лета». Они отреагировали, разумеется, без восторга, хотя, насколько я помню, никаких особенных разборок у нас не было.
«Машинисты» и «високосники» пересекались часто. И сейшена совместные были, и в гитисовской студии, где Кутиков записывал обе группы, мы периодически виделись. Какие-то песни «Машины» мне нравились, какие-то нет. Из того, что они пели до моего прихода, наиболее запомнились «Марионетки» и те вещи, которые мы до сих пор играем.
Что касается разницы стилей «Машины» и «Високосного лета», то для меня в этом не было большой проблемы. До «Лета» я играл в группе «Авангард» на танцах в Мытищах, и на свадьбах. Там мы исполняли фактически все, любой репертуар.
Как только, вслед за мной и Кутиковым, в «Машину» пришел Петя Подгородецкий, мы начали репетировать новую программу, там же – на студии в ГИТИСе. Система работы над песнями была такая же, как и сейчас в «Машине». Никому не говорилось: играй вот так и так, и точка. Все придумывалось коллективно и воплощалось очень быстро, с какой-то даже эйфорией. Мы были молоды и любые перемены в жизни казались прикольными.
Потом у нас получилось что-то, вроде, отпуска, перед первым совместным сезоном. Андрей, насколько я помню, уехал в Польшу, а мы с Саней отдыхать куда-то на юг, на машине.
Александр «Фагот» Бутузов
Летом 79-го мы втроем, Кутиков, Ефремов и я, поехали в Коктебель. Валерка только-только, за две недели до этого, купил себе тачку, красную «копейку». Прежде на всю группу была одна машина – у Мелик-Пашаева – оранжевая «копейка» или «трешка», сейчас уже точно не скажу. А Макар в это время со своей первой женой Ленкой Фесуненко и еще одной супружеской парой (девушка, которая сейчас на телевидении программу «Театр+ТВ» ведет и ее муж, поляк, который тогда влюбился в Ленку) отправились в Польшу. Это, кстати, был первый выезд Макаревича за границу.
В Коктебеле Кутиков пел всем на костровых посиделках «Поворот». А ему говорили: «Ну, тебя с твоим „Поворотом“, отдай гитару вот тому парню, он нам „Отель „Калифорния“ споет. „Машину Времени“ никто из крымских отдыхающих особо не знал. В Москве, в Питере, в университетских городах – знали, а в стране в целом – нет. По-настоящему, популярной в Союзе „МВ“ стала где-то через полгода-год после той нашей поездки, когда, уже числясь в Росконцерте, поехала в большой тур по стране, во время московской Олимпиады. По-моему, «Машина“ тогда оказалась на пике славы.
Андрей Макаревич
Да, события у нас, после формирования нового состава развивались стремительно. Счастливый год продолжался с 79-го до середины 80-го. Сделали новую программу, попали в театр, а вскоре стали самостоятельно работать в Росконцерте. Каким-то чудом нам тогда сразу утвердили сольный концерт в одном отделении. Министр культуры РСФСР Флярковский все наши песни залитовал. Правда, «Поворота» среди них не было.
Знаешь, какой впечатляющий эффект произвел на нас первый наш профессиональный сольник в Ростове! После стольких лет любительской маеты по неофициальным сейшенам, мы вдруг самостоятельно выступаем во Дворце спорта! Переход из одного статуса в другой был радостным. Подполье заебало страшно. Когда сейчас кто-то говорит, что круто было находиться в подполье, и этим гордится – я такого не понимаю. Совсем не круто. Очень этот «совок» давил, а хотелось полноценно реализовывать то, что пишешь. Другое дело, что при этом категорически не хотелось ни чем поступаться, иди на компромиссы с государством. Как-то непонятно было, почему нас надо запрещать? Что такого страшного в наших песнях? Мы же не поем – долой советскую власть, хотя, может, так и думаем…
Вот последние пару лет перед Росконцертом у нас вышли жуткими в плане цензурного прессинга. К нам приставили куратора Лазарева из горкома партии, у которого погоны, что называется, из под пиджака просвечивали. И он строго-настрого сказал нам докладывать ему о всех наших предстоящих сейшенах. Я сразу понял, что эти сейшена будут закрывать, до того, как мы туда приедем.
