Еще одна цитата из записей Бориса Бостона, принадлежащая, полагаю, Сергею Кавагоэ: «Перед самым развалом „Машины Времени“ ее „художественный руководитель“ Мелик-Пашаев осчастливливал каждого участника группы тысячей – полутора тысячами рублей „черного нала“ в месяц. Деньги по тем временам огромные, равные примерно годовой зарплате рядового совслужащего. Сколько оставлял Ованес себе – до сих пор не знает никто, но обижать себя было не в его натуре».
Что-то из этих средств перепадало и поэтичному тусовщику Фаготу, в концовке любительской истории «Машины» подключившемуся к группе для участия в программе «Маленький принц».
Александр «Фагот» Бутузов
В конце 70-х столичные тусовки происходили, в основном, на улице Горького. Там было две точки – одна слегка агрессивная, другая более интеллигентская – кафе «Московское» и «Космос». В «Московском» чаще случались драки, там, грубо говоря, собиралась шпана. А в «Космосе» народ просто сидел, трепался. И с Макаром мы часто там пересекались. Уже после нашего знакомства на сейшене «Аквариума». Мы, собственно, виделись с ним и в институте, и на разных концертах, но в «Космосе» было как-то душевнее.
Однажды я там, пьяненький, подсел к нему и начал читать стихи Галича. Андрей навострил уши как радары и, образно говоря, побледнел и посинел от услышанного. «Это твои?» – спросил он меня. Очень хотелось ответить ему «да». Причем, я такой финт неоднократно проделывал, когда требовалось какую-нибудь чувиху очаровать. Тогда были девушки, которые велись «на Галича». Ну, и общались мы все-таки в определенной среде. Где-нибудь в Коктебеле, на бережку, почитать Галича, обнявшись с девушкой, и заметить ей, что это плоды моих трудных душевных исканий – было очень романтично и эффективно…
Макару я, конечно, сказал, чьи это стихи. Но читал я их, по правде говоря, охуенно. Галич и Маяковский – два поэта, чрезвычайно мне близкие. Я, когда погружаюсь в их поэзию, почти верю, что это написано мной.
И вот, 3 февраля 1979-го, сижу дома, играю с дружком в шахматы. Вдруг звонит Макаревич: «Приезжай к нам на репетицию, ты можешь помочь». Чем помочь, понятия не имею. Может, думаю, нарисовать какую-нибудь декорацию? Но Макар сам, вроде, на это способен или, в крайнем случае, он найдет другого художника. В общем, бред собачий… Но, на шару оказаться на репетиционной базе «Машины», по-любому, здорово. Так что я, не раздумывая, согласился и поехал. База у них тогда находилась в районе «Полежаевской» или «Октябрьского поля», и от метро еще требовалось пилить на автобусе до какого-то места, типа автопарка, проходить мимо злобно гавкающих собак к какому-то цеху, в котором располагался некий клуб.
Встретили меня там Макар с Кавой и сразу изложили идею о моем участии в их новой концертной программе «Маленький принц». Хотим, мол, объединить песни в своеобразную литературно-музыкальную композицию на основе «Маленького принца» Сент-Экзюпери.
Почему выбрали именно «Маленького принца», а, скажем, не пушкинскую трагедию «Моцарт и Сальери», неизвестно. Может, романтический дух Кавы как-то соответствовал этому произведению? Поскольку мне кажется, что предложил «принца» именно он.
В общем, я начал выступать с «Машиной». Положили мне оклад – десять рублей за концерт. Впоследствии он увеличился до двадцати, а потом до пятидесяти рублей. И это были отличные деньги. От меня требовалось зачитывать на концертах отрывки из «Маленького принца», вразнобой поставленные в программу. Фрагмент из заключительной части книги мог звучать в начале сейшена, и наоборот – в финале я мог озвучить что-то из первых глав знаменитого произведения французского летчика. Задача стояла хоть как-то, самую малость увязать литературный текст со следующей или предыдущей песней «МВ».
Первое отделение премьерных показов «принца», запись которых не вошла в современное переиздание данной программы на компакт-диске, завершалось примерно так. Фагот читает: «Это, по-моему, самое красивое и самое печальное место на свете. Здесь Маленький принц впервые появился на Земле, а потом исчез. Всмотритесь внимательней, если когда-нибудь вы попадете в Африку, в пустыню. Если вам случится проезжать тут, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой. И если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы уж, конечно, догадаетесь, кто он такой. Тогда – очень прошу вас! – не забудьте утешить меня в моей печали, скорей напишите мне, что он вернулся». И «Машина Времени» начинает петь свои созерцательно-лирические «Три окна».
Александр «Фагот» Бутузов
На той, памятной, первой моей репетиции с «Машиной» я узнал, что «концерт у нас послезавтра». Слава Богу, что меня пригласили как чтеца, а не как декламатора. Поскольку выучить текст «принца» за день я никак бы не смог. Я и за год выступлений его не выучил и на концертах просто читал свои «прозаические партии» с листа. У меня на сцене имелся столик, покрытый какой-то тканью, типа скатерти. На нем стояла лампа, были разложены красивые тома… Я садился за этот стол, слушал песни «МВ», звучавшие за моей спиной, и делал вид, что они меня вдохновляют на то, что я сейчас произнесу. Так происходило в первом отделении. А во втором, уже без всяких литературных прелюдий, сплошняком шли хиты «Машины».
Макар интуитивно или просчитано добился очень важной вещи – заставил публику в первой половине концерта сидеть и внимательно слушать, то, что ей исполняли. Это было уникальное явление.
Зачем, в принципе, я прихожу на сейшен? Чтобы побеситься. Я же не на концерт музыки Вивальди отправился, а на «Машину Времени». И тут мне какую-то пургу гонят. Сидит странный мужик, книгу читает…Вы, рок-н-ролл давайте…
Казалось бы, так публика должна рассуждать. Но она молчала и слушала. Звучали, конечно, отдельные посвисты в первом отделении, но быстро стихали. А, если кто и оставался в недоумении, то во второй, хитовой части концерта, получал полный оттяг.
В дальнейшем программа «Маленького принца», не знаю с какого перепугу, дополнилась, помимо текста Экзюпери, стихами Арсения Тарковского, Михаила Анчарова, даже из Януша Корчака я, кажется, что-то читал. Но это было уже после глобальных перемен в группе, когда Кавагоэ с Маргулисом ушли.
Кава, конечно, жутко конфликтный человек, ни с кем не сходился. Помню, после каждого концерта у него какой-то негатив шел. Он всегда был чем-нибудь не доволен. Меня это, правда, не касалось. Претензии адресовались в основном Макару. Хотя, нет, наибольшее раздражение у Кавы, по-моему, вызывал, недолго побывший в «Машине» клавишник Александр Воронов. Вот, ведь, действительно был абсолютно чуждый группе человек. Гуля его звал «припи» – припудренный. Саня Заборовский, светооператор «машиновский», над ним издевался со страшной силой. У Воронова был какой-то самодельный синтезатор, который надо было настраивать с тонкостью уникальной, за три часа до концерта. Он это и делал. После чего появлялся Заборовский, выключал синтезатор на хрен из сети, включал какую-то свою бритву и начинал бриться. Воронова это просто выводило из себя…
