Григория Орланда, Григория Полинкера и Натана Забары было недостаточно для взятия их в разработку и потому их следует из дела изъять и оставить на формулярном и списочном учете [157]; что вместе с ними из разработки следует исключить Мотеля Гацмана, Риву Болясную, Шлойме Лопате (Лопатина) и Шлойме Чернявского, сняв с оперативного учета вовсе. Отныне из дела выбывали также Дер Нистер, Хана Левина, которых сочли целесообразным разрабатывать по месту жительства, и, очевидно, другие иногородние писатели, о чьей подотчетной судьбе почему-то не упоминается. (Кстати, это не единственный случай в этом обширном деле, когда обнаруживаются нестыковки, ошибки в подсчетах и прочие несообразности, вызванные, очевидно, спешкой, сменой исполнителей и т. п.)
Таким образом, после очередного пересмотра дела признанных заслуживающими «серьезного внимания» «боевцев» осталось только семеро: Исаак (Ицик) Фефер, Давид Гофштейн, Исаак Кипнис, Давид Волкенштейн, Липа Резник, Матвей (Мотл) Талалаевский и Аврам Каган.
План агентурно-оперативных мероприятий в их отношении предусматривал вербовку новых секретных сотрудников и квартирных осведомителей, активизацию и переориентировку старых, проверку и перепроверку связей, периодическую установку наружного наблюдения и т. п.
Конечно, начавшаяся вскоре война спутала все карты и планы, но, как видно из отложившихся в делах-формулярах некоторых «боевцев» служебных записок и агентурных донесений, их не упускали из виду даже там, куда они были эвакуированы.
Из Уфы и Куйбышева, где находился А. Я. Каган, местные чекисты регулярно извещали (в течение 1943 и 1944 годов) о нем Герсонского [158]. Из Уфы им была послана (и перехвачена) почтовая открытка, адресованная Эфраиму Райцину в Чкалов [159], из чего видно, что отправитель был поставлен на ПК [160].
Из Саратова агенты областного управления НКВД «Рябов» и «Янич», втершиеся в доверие И. Н. Кипнису и получившие задание установить его связи с местным еврейским обществом, докладывали (в 1943–1944 годах) о его контактах, взглядах и впечатлениях, которыми он делился с ними [161] (например, о культивировании «особого советского антисемитизма»), что подкреплялось и сводками наружного наблюдения за ним [162].
Из Алма-Аты о поселившемся там М. Я. Пинчевском информировал целый ряд агентов НКВД Казахстана: «Керт», «Штол», «Юлиан», «Шолом» и другие, как и оказавшийся там же (и перевербованный в 1943 году казахскими чекистами) его старый знакомый «Кант» (Блоштейн). Последний записал 17 июня 1943 года весьма примечательный разговор с участием Пинчевского о будущем устройстве евреев:
13 июня после обеда мы стояли втроем в коридоре ресторана № 1 и беседовали – я, Пинчевский и польско-еврейский писатель Эмиот (Гольдвасер) [163]. Говорили о восстании в Варшавском гетто [164]. И Эмиот сказал:
«Будущая мирная конференция должна будет компенсировать евреев за все их мучения», – и он развивал такой план: «Англия отдаст евреям Палестину». (Пинчевский добавил, что «Сталин будет поддерживать еврейскую делегацию на Мирной конференции»).
«А Россия, – сказал Эмиот, – тоже должна будет компенсировать своих евреев за их геройство и мытарства, она им должна будет по требованию союзников, открыть газеты, журналы, школы, синагоги и т. д.»
Пинчевский сказал: «Это зависит, конечно, от самих советских евреев: если они захотят, у них все будет. Но для того, чтобы поднять престиж еврейского народа в СССР, ему нужно государство, пусть будет маленькое, в Палестине… Я хочу услышать по радио, что Калинин и Сталин приняли посла и полномочного министра еврейского государства… Тогда и в советских органах и учреждениях будет другое отношение к евреям» [165].
В первые послевоенные годы работа по делу продолжалась, но скорее по инерции. По документам заметно снижение как активности, так и интереса к нему – нет ни запросов о ходе разработки из Москвы, ни бодрых, обнадеживающих рапортов в обратном направлении. Основная причина, как представляется, – заведение 26 марта 1945 года еще одного агентурного дела, под названием «Круг», получившего окраску – «сионисты». В качестве фигурантов туда были включены те же «боевцы», первоначально – Давид Гофштейн, Абрам Каган, Исаак Кипнис и Рива Балясная [166], а позднее, в июне 1949 года, тесно связанные с ними «по подрывной деятельности» их коллеги: Григорий Полянкер, Матвей Талалаевский, Натан Забара и Иосиф Бухбиндер [167], из которых только последний не был фигурантом предыдущей разработки. Указанные лица обвинялись в том, что они «группируются между собой, ведут антисоветскую пропаганду среди еврейской интеллигенции, распространяют провокационные клеветнические измышления в отношении национальной политики партии и ее руководителей».
Отдельно в постановлении 1945 года отмечалось, что четверо фигурантов поддерживают связи «с сионистскими элементами в Москве», и в качестве таковых названы председатель Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) Соломон Михоэлс, член президиума ЕАК и его компаньон по семимесячному пропагандистскому турне 1943 года по странам Запада (Великобритании, США, Канады и Мексики) Ицик Фефер, критик, публицист и секретарь того же ЕАК Шахно Эпштейн (1883–1945). Несколько позднее в справке, датированной августом того же года, из этого списка исчезает умерший накануне Эпштейн, зато появляются писатели Давид Бергельсон (1884–1952), Арон Кушниров (1890–1949) и, видимо по ошибке, скончавшийся годом ранее в Ленинграде публицист и педагог Шимон Добин (1869–1944) [168].
Кроме Киева, сионистские связи фигурантов устанавливаются также и в других городах СССР (упомянуты, в частности, Черновцы и Кисловодск) [169], к чему со временем добавляются и контакты за границей: в Палестине, Англии и США [170].
По всему видно, что речь идет о еще одном еврейском писательском заговоре, но уже на почве сионизма, с очевидной целью выявить и ликвидировать разветвленное сионистское подполье. И это неудивительно: «сионизм» и «заговоры», как вспоминала в книге «Только один год» дочь Сталина Светлана Аллилуева, везде мерещились ее отцу [171], что не могло не передаться и весьма чувствительным к настроениям и пристрастиям хозяина сотрудникам спецслужб. «Одержимость господствующей в МГБ идеей раскрытия заговора» в свою очередь подметил и побывавший позже в рядах других «заговорщиков», евреев-врачей, Я. Л. Рапопорт [172].
Стало быть, то, что новая агентурная разработка опять-таки свелась к идее заговора, представляется совершенно неслучайным. В этом смысле дело «Круг» стало заменой и своего рода продолжением дела «Боевцы», на что, собственно, указывали и сами составители заключительной справки по этому делу:
За время Отечественной войны и в послевоенный период в антисоветской троцкистско-националистической организации на Украине «Боевцы» произошли значительные изменения, в результате чего часть фигурантов <…> вошли в контакт с другой антисоветской националистической организацией и в настоящее время активно разрабатываются по агентурному делу «Круг» [173].
Недаром они – агентурное дело № 15 «Боевцы» и агентурное дело № 37 «Круг» – и физически хранятся вместе, составляя 15-томный конволют.
Формально агентурное дело «Боевцы»
