Работа русских и финнов, зачастую в одном цехе, поневоле заставляла людей вступать в контакт друг с другом. Обычный характер, как отмечалось в спец-сообщениях органов НКВД, приобрели дружеские беседы, ухаживания, тайные встречи, совместные выпивки и прочие «интимные связи». Военнопленные за годы войны были долгое время лишены общения с противоположным полом. Все это благоприятствовало установлению «запрещенных отношений». Сближение происходило также между обитателями лагерных бараков и младшим обслуживающим персоналом лагеря. Лагерная документация пестрит упоминаниями о фактах подобных неуставных отношений. Например, в докладной записке дежурный офицер лагеря сообщал, что во время дежурства он увидел возле спецгоспиталя медсестру и военнопленного, которые целовались. Увидев офицера, влюбленные убежали. Вероятно, немало нынешних череповчан ведут происхождение от заключенных лагеря, который располагался в Макарьинской роще.
Согласно документам НКВД, с 1941 по 1944 год через лагерь № 158, а также его отделения в Вологде, Устюжне и Чагоде прошли 1806 финских военнопленных. Официальное количество умерших в лагере — 109 человек. 25 августа 1992 года на кладбище в Череповце, где производилось погребение скончавшихся финских военнопленных, установлен памятник-мемориал, первый в России памятник пленным финнам.
Вполне полагаю, что немало военнопленных уже после войны вспоминали с симпатией доброжелательную к ним и трудолюбивую, обязательную во всем Марию Моисеевну Бродскую. Да и мать поэта относилась к ним с уважением. Как мы знаем, в Финляндии никогда не существовало так называемого «еврейского вопроса», да и немцам финны не давали вмешиваться во взаимоотношения между нациями в своей стране.
В Череповце же, по семейным воспоминаниям, будущий поэт научился читать и даже выучил наизусть в четыре года стихотворение Александра Пушкина. «Читать Иосиф научился рано, едва ли не в четыре года, — пишет Лев Лосев. — Мать поэта рассказала, как в Череповце в 1943 году вошла в комнату и застала трехлетнего сына с книгой в руках. Она взяла посмотреть, что за книга. Оказалось, Ницше „Так говорил Заратустра“. Она вернула ребенку книгу, но вверх ногами. Иосиф тут же перевернул ее в правильное положение. Это было рассказано не к тому, что он в трехлетнем возрасте увлекался Ницше, а к тому, что таким образом получил представление о буквах».
Вспоминая свои череповецкие младенческие годы, в 1962 году Иосиф Бродский писал в стихотворении «Благодарю великого Творца…», слегка иронизируя над событиями:
За знание трехсот немецких слов
Благодарю я собственную мать:
Могла военнопленных понимать —
Покуда я в избе орал «уа»,
В концлагере нашлось ей амплуа…
Сам Иосиф Бродский уже в Америке вспоминал: «Несколько раз она брала меня с собой в лагерь. Мы садились с мамой в переполненную лодку, и какой-то старик в плаще греб. Вода была вровень с бортами, народу было очень много. Помню, в первый раз я даже спросил: „Мама, а скоро мы будем тонуть?“…»
Я пешком прошел путь от дома, где жил Бродский у вокзала, до места лагеря № 158, через реку Ягорбу, впадающую чуть подалее в Шексну. Сейчас через Ягорбу перекинут мост и садиться в переполненную лодку уже не надо. Как мне подтвердили местные краеведы, лагерь почти не охранялся, финские военнопленные работали вместе с череповчанами на местных заводах и стройках, вражды не было. Почему бы маме и не привезти трехлетнего ребенка в лагерь, чтобы вместе пообедать, если няня Груня по каким-то делам куда-то уехала? Жили они поначалу вместе с другими блокадниками в доме у вокзала, часто ходили гулять к вокзалу. Оттуда у Иосифа еще одно страшное воспоминание, относящееся уже к периоду возвращения четырехлетнего малыша в родной город: «Тогда же все рвались назад, теплушки были битком набиты, хотя в Ленинград пускали по пропускам. Люди ехали на крыше, на сцепке, на всяких выступах. Я очень хорошо помню: белые облака на голубом небе над красной теплушкой, увешанной народом в выцветших желтоватых ватниках, бабы в платках. Вагон движется, а за ним, хромая, бежит старик. На бегу он сдергивает треух и видно, какой он лысый; он тянет руки к вагону, уже цепляется за что-то, но тут какая-то баба, перегнувшись через перекладину, схватила чайник и поливает ему лысину кипятком. Я вижу пар».
Я выяснил абсолютно точно: в годы войны в самом Череповце работающих храмов не было ни одного. Где же было предполагаемое крещение Иосифа Бродского? Конечно, можно предположить, что няня Груня крестила его у себя дома. Такое бывало, поскольку нянями часто работали монашки, жившие в Череповце после закрытия женского монастыря. Однако вряд ли на эту роль годится молодая няня Груня. Хотя в самом Череповце действующих храмов не было, совсем рядом с городом, в нескольких километрах, находился церковный ансамбль Степановского прихода, основанный еще в XIV веке. С 1668 года по благословению патриарха Иосифа II в селе Степановском открывается церковь Святых Богоотец Иоакима и Анны. В этом Богоиоакимовском храме не раз служил будущий патриарх Алексий I (Симанский). Зимой на саночках, летом пешком или на телеге, а может, и на машине люди со всех окрестных деревень тянулись к Степановскому приходу, расположенному на удобной дороге, неподалеку от Череповца. Не знаю, под покровительством каких небесных и земных сил, но храм Богоиоакимовский не закрывался и в годы войны. 10 октября 1942 года было выдано разрешение на возобновление богослужений и крещений в Степановском приходе. Служил в храме во время войны и в первые послевоенные годы незадолго до этого выпущенный из лагерей священник Павел Петрович Орнатский. Он организовал в годы войны сбор средств на нужды фронта и собрал из средств прихожан около двух миллионов рублей, за что удостоился личной благодарственной телеграммы Иосифа Сталина.
Скорее всего, из этих же деревень была и няня Груня, ведь городские девушки в те годы в няни не шли. Знаю по нашей Карелии — у меня тоже в первые послевоенные годы в Петрозаводске няней была девушка из ближней деревни; потом я встречался с ней, она работала в крупном универмаге. Люди тогда, в 1940-е годы, любыми способами старались выехать из обнищавших, оголодавших деревень, девушки шли домработницами, нянями до тех пор, пока не получат прописки. Вот и Осина няня Груня тоже была из деревни Степановского прихода. С ведома ли Марии Моисеевны или самостоятельно (северяне всегда отличались крепкой верой), но няня Груня решилась крестить своего воспитанника, по всей видимости, в Степановской церкви — а значит, крестил его известный священник, отец Павел Орнатский. Мы с женой, Зиной Леляновой и журналистом Сергеем Виноградовым, ничего до нас и не знавшим об этом храме, побывали в столь историческом с любой точки зрения приходе. Расположен храм на высоком холме, так что он виден издалека и всегда многолюден.