Жанна не хотела с ними разговаривать. Они были так отвратительны! И зачем снова повторять то, что уже неоднократно говорилось в Шиноне?..
Но «святые отцы» не собирались ухолить. Они удобно расположились и, казалось, были готовы просидеть весь день и всю ночь. Надо было взять себя в руки и запастись терпением.
И Жанна стала отвечать. Одному, другому, третьему… А они спрашивали и спрашивали, повторяя по нескольку раз одни и те же вопросы. Девушка рассказала им о своей миссии, о путешествии к королю.
Что знала она еще?
Но попам было нужно что-то другое. Они все чего-то добивались.
А некоторые вопросы прямо поражали своей глупостью.
– Ты говоришь, что бог желает помочь французскому народу избавиться от несчастий, опутавших его. Но если это так, то зачем же прибегать к помощи воинов?
Жанна широко раскрыла глаза. Что, этот жирный монах издевается над ней или действительно ничего не смыслит? Он забыл, что идет война? Ведь и ребенок не задал бы такого вопроса!
– О, мессир, – отвечает она, – солдаты будут сражаться, и бог пошлет им победу!
На это возразить было нечего. Ученые доктора казались вполне удовлетворенными. Ничего еретического обнаружить в речах девушки пока что не удалось.
А потом и пошло… День сменял день, а они все приходили и мучили ее. И опять те же вопросы, то же щемящее неотвратимое чувство, что тебя хотят запутать. Жанна потеряла сон, голова ее гудела, временами она переставала понимать, что происходит.
– Мессиры, – взмолилась она наконец, – зачем вы учиняете мне этот допрос? Я не понимаю, чего вы от меня хотите! Ведь вам же известно, что я не читала ваших книг, что я не знаю ни «а», ни «б»!
Как было ей отрадно, когда однажды в стражнике, сопровождавшем попов, Жанна узнала воина, которого раньше встречала в Шиноне. В этом простом человеке она чувствовала своего. Он не мудрствовал и хотел сражаться. Девушка дружески ударила его по плечу.
– Как бы желала я, – заметила она со вздохом, поглядывая на «святых отцов», – иметь вокруг себя несколько человек с такою же доброй волей, как у него.
Шла третья неделя. Ученые мужи расспрашивали Жанну о голосах, добивались подробностей о ее видениях. Они порицали ее за ношение мужской одежды, укоряли за то, что она называла короля дофином.
Жанна старалась объяснить все, как могла. Иногда, однако, ей становилось совсем невтерпеж. Что они все время суются со своими священными книгами, зачем морочат ей голову тем, чего она не знает и не может знать? Их язык был невыносим. Их показная ученость вызывала возмущение. Девушка решила сбить с них ученую спесь одним ударом.
– В книгах господа нашего написано больше, чем в ваших писаниях!
Мэтр Жерар Машэ, королевский духовник, допрашивавший Жанну, едва не поперхнулся. Замолчали и вытянули шеи другие отцы.
Девчонка попалась! Она сама захлопнула ловушку! Теперь, если бы захотеть, с ней можно сделать все, что угодно. Она фактически сама призналась в ереси. Еще бы! Кто, кроме еретиков, отрицает церковные книги, принижает заповеди и каноны! Значит, не традиции церкви, не догма и обряды, а чистый господь бог? Это уже явно отдает дьявольскими учениями, за приверженность к которым полагается костер!..
Мэтр Жерар Машэ выразительно посмотрел на остальных. Это восклицание бедной невежды не следует принимать в расчет. Она слишком наивна и горяча. Братья его понимают?.. Итак, можно продолжать…
Допрашивал брат Сегэн. Это был доминиканец, доктор богословия, человек весьма ученый и набивший руку на разоблачении еретиков. Внешне брат Сегэн не производил благоприятного впечатления. Он был чрезмерно толст и неуклюж. Его дряблые щеки болтались, как мешки. Его маленькие глазка зло и упрямо блестели из-под нависших бровей.
Жанне этот монах показался особенно противным. Прежде чем начать спрашивать, он долго причмокивал оттопыренными губами и что-то глухо бубнил себе под нос. Когда он заговорил, Жанна едва его поняла. Доминиканец изъяснялся на южнофранцузском диалекте и употреблял выражения, которые были совершенно незнакомы пастушке из Домреми.
Брат Сегэн любил поиграть со своей жертвой, как кошка с мышью.
Он начал с вопроса, которым думал сразу смутить бедную крестьянку.
– На каком языке говорили твои голоса?
Жанна чуть не рассмеялась. Этот жирный поп, который и слова правильно произнести не умеет, спрашивает о языке ее голосов!..
– На французском, мессир, и притом, гораздо лучшем, чем ваш!
Брат Сегэн слегка опешил. Его коллеги прятали улыбки. Дерзкая мужичка! Она совершенно забылась, она не видит, с кем говорит! Ну ладно, он ей пропишет!..
– Веришь ли ты в бога?
Жанну взяло за живое. На, чертов поп, получай!
– Верю, мессир, и получше, чем вы!
Браг Сегэн чуть не задохся от ярости. Эх, и дал бы он ей сейчас, да только боязно потерять свое достоинство в глазах остальных. Хорошо же, он посадит ее в лужу, из которой мерзавка не выберется.
– Ты, кажется, просишь поставить тебя во главе войска? Ты называешь себя посланницей божьей и хочешь, чтобы тебе поверили? Но если бог действительно тебя послал, покажи нам знамение, сотвори чудо! Мы не можем советовать королю доверить тебе целую армию лишь на основании твоих слов!
Жанна ответила быстро и решительно.
– Я пришла в Пуатье не для того, чтобы показывать знамения и совершать чудеса. Отправьте меня в Орлеан, и я докажу на деле, для чего я послана.
И сколько к ней ни приставали, она вновь и вновь повторяла эти же слова:
– Отправьте меня в Орлеан, и я докажу на деле, для чего я послана!
По истечении трех недель утомленные богословы решили прекратить допрос. Ничего нового они больше узнать не могли. Их посыльные, вернувшиеся с родины Жанны, представили самые благоприятные отзывы. Девушке оставалось пройти еще одну проверку, на этот раз действительно последнюю…
На квартире у мэтра Рабато с раннего утра опять собралось много народу. Теперь, однако, это были не профессора богословия. Это были женщины разных званий и возрастов, знатные дамы и простые горожанки. Все они шумели и галдели, как на базаре. Когда Жанна явилась к ним, они с величайшим любопытством принялись ее разглядывать.
Оказалось, эти женщины отобраны комиссией богословов для того, чтобы осмотреть Жанну на предмет точного установления се девственности…
«Святые отцы» ставили свой окончательный приговор в зависимость от этого осмотра. Девственность Жанны должна была подтвердить отзывы о ее нравственной непорочности и чистоте. Кроме того, положительный результат экспертизы явился бы одним из доказательств отсутствия плотской связи с дьяволом.
