Но в Шрайвенхеме, маленькой деревушке на полпути между Бристолем и Лондоном, царили совсем другие настроения. Объединенный британско-американский корпус по связям с гражданской администрацией и населением занял Американскую школу (университет), устроив на ее территории тренировочный лагерь. Каменные дома и широкие лужайки, по которым строем маршировали солдаты в форме, казалось, были бесконечно далеки от ужасов войны. Покидая плац, Джордж Стаут обратил внимание на то, как изменился окружающий пейзаж. На деревьях уже набухли первые почки, и, хотя Стаут опасался, что они поторопились и погибнут от утренних заморозков, картина пробуждающейся природы не оставила его равнодушным. Зимняя хандра наконец отступила… Накануне вечером он прогулялся до ближайшего паба: прошагал восемь километров с парой коллег, англичанином и американцем. В пабе – типично британском и неподвластном времени (деревянные балки, каменные стены, в углу мишень для игры в дартс) – сидели румяные фермеры с пинтами эля. Ни одного военного, кроме Стаута и двух его сослуживцев. Пиво было мягким и горьковатым, компания – душевной. Он скучал по тесноте корабля, в котором плыл через Атлантику, по простому ритму моря. Прогулка обратно в Шрайвенхем мимо аккуратных оксфордширских полей и огородов помогла Стауту наконец перестать думать о том, что он уже две недели не получал писем из дома.
«Моряк, переведенный в сухопутную армию, – думал он, – вот уж и правда рыба, выброшенная на берег. Даже почтальону меня не найти».
Во время воскресной утренней прогулки по соседней деревне Стаут наблюдал за творившейся вокруг весенней суматохой. Увитые плющом деревья и кустарники. Кривые и косые каменные стены. Тут и там тянутся вверх зеленые ростки, некоторые втоптаны в грязь каблуками. Поле, истерзанное копытами лошадей. Голые ветки деревьев. Петляющая дорога. Все казалось каким-то вывихнутым, но за всем этим чувствовался порядок, композиция, которая казалась разрозненной, пока вдруг не открывалось ее четкое устройство.
И все же в море ему было лучше. И дома. Вот бы настал мир, и он вернулся бы к своей прежней работе. Но пока он военный, и нельзя не признать, что назначение на флот было, как сказали бы англичане, «его чашкой чаю». Памятники, изящные искусства и архивы. Сама мысль казалась ему смешной. Они все-таки создали отдел защиты памятников, в который набрали специалистов, призванных в армию.
Подкомиссия по памятникам, изящным искусствам и архивам (ПИИА) была организована в конце 1943 года совместно США и Великобританией. Ею руководил отдел союзного военного правительства оккупированных территорий, а отвечать комиссия должна была перед отделом МИ-5 британского военного министерства. Вся эта путаная бюрократия показывала, насколько большое значение придавалось ПИИА, вроде бы низко стоящей в иерархии военного командования. Все знали об ошибках, допущенных в Италии. Отдел Хэммонда был расформирован и заменен новой структурой, но отдел ПИИА в Италии, подчинявшийся Объединенной контрольной комиссии (ОКК), все еще боролся за влияние в армии. Так, к северу от Неаполя, где находилось разрушенное аббатство Монтекассино, не было ни одного хранителя памятников. Ошибка не только заставила нервничать офицеров ПИИА в Италии, но и показала, насколько непросто было создать работающую организацию в разгар военных действий.
Оставалось надеяться, что в Северной Европе все будет иначе. Органы гражданской администрации собирались отправить во Францию обученную группу офицеров до начала боев. Комиссия Робертса предоставила Полу Саксу право выбирать офицеров с американской стороны, и Стаут стал одним из первых, кого пригласили в отряд. Он получил назначение в сентябре 1943 года. Дальше последовало многомесячное молчание, но оно не удивляло Стаута. Он знал, что обычно такие проекты начинаются с помпой, но редко имеют продолжение. И никогда не доверял инициативам музейного начальства.
И все же Стаут в письме Саксу изложил свои соображения по поводу предстоящей операции. Каждой армии, писал он, необходима команда хранителей, в которую должны входить офицеры и десять, а лучше шестнадцать, солдат: упаковщиков, перевозчиков, таксидермистов (да, таксидермистов), секретарей, водителей и, самое главное, фотографов. Команду нельзя сформировать на месте, потому что – Стаут знал это как ветеран Первой мировой – на передовой каждый боец на счету и командиры не согласятся выделить ни одного человека. В отдел защиты памятников следовало сразу набрать людей и предоставить им необходимое оборудование: внедорожники и крытые грузовики, ящики, коробки и другие упаковочные материалы, аэрометры для проверки плотности воздуха и прочие инструменты консерватора.
В декабре – от Сакса до сих пор не было ни звука – до Стаута дошли слухи, что операцию отменили. Он продолжил свои эксперименты с камуфляжной краской: наверняка музейные щеголи опять все запороли. Какая жалость, думал он, что армия доверила все кучке «саибов».
Даже когда в январе 1944 года пришел запрос на его перевод, Стаут все еще не верил в успех предприятия. «Я, как и ты, считаю, что памятники необходимо охранять, – писал он своей жене Марджи. – Если все будет организовано надлежащим образом, то мы сделаем важное дело. Если нет, то нас ждут трудности, неприятности, проволочки и большие разочарования. И нравится мне это или нет, если армия возьмется за эту программу, мне придется в ней участвовать… В одном можно быть уверенным: если все сложится, это будет военная операция. Ею будет руководить не гражданская музейная администрация, а армия и флот. Будь командование гражданским, я бы отказался. Но моими соратниками, насколько я понимаю, будут военные. А в армии и на флоте главным правилом становится эффективность, и отношения между людьми строятся на открытости и честности. На играх здесь далеко не уйти. Так что посмотрим».
Но Джордж Стаут недооценивал «саибов». Гражданское музейное сообщество – американская комиссия Робертса (совместно с британской комиссией Макмиллана) – не только инициировало создание отдела охраны памятников, но и стало главной движущей силой реализации задуманного. Трудно представить, чтобы армия США терпела присутствие ПИИА, если бы не престиж стоявшей за ней комиссии Робертса, заручившейся поддержкой самого Рузвельта. И никто не смог бы лучше справиться с задачей собрать стаутовские отряды «специалистов особого назначения», чем представители американской культурной элиты. Из событий на Сицилии и в Северной Африке были извлечены два главных урока: армия будет прислушиваться к защитникам памятников, только если они будут военными, а этим военным необходимо быть на передовой во время или сразу после боя, а не недели и тем более месяцы спустя. На основе этих двух принципов удалось выработать план действий. Еще одной приятной, во всяком случае для Стаута, новостью было то, что в ряды офицеров ПИИА не зачислили ни одного директора музея.
