— Товарищи, — обратился ко всем Охтинский, — давайте обсудим положение. Кто желает высказаться? Никто? Тогда я скажу. Обстановка очень тяжелая. Видимо, сдержать врага на Муху не сумеем. Желание есть — сил нету. Как быть? Драться до последнего или отойти за дамбу и тем самым сохранить людей и технику для боев на Саареме?
Каждый понимал, что последний из этих двух вариантов наиболее правильный, но произнести роковое слово «отступить» никто не решался. Все молчали.
Вспыхивали в полутьме сумерек огоньки папирос. Небритые, осунувшиеся лица командиров словно окаменели. С легким шорохом осыпалась с краев воронки земля. За лесом, у дороги на Куйвасту, заливались пулеметы и сухо трещали винтовочные выстрелы. Со стороны полуострова Кюбассар доносился раскатистый бас букоткинских стотридцатимиллиметровок.
— Жарко, должно быть, у Букоткина, — тихо произнес Виктор Матвеевич Пименов.
Ему никто не ответил. Молчание становилось тягостным. Полковник Гаврилов вздохнул и обратился к Охтинскому:
— Вы-то сами, Алексей Иванович, что предлагаете?
— Думаю, что самое разумное решение — отойти с Муху. — И обернулся к Ключникову: — А ваше мнение, Николай Федорович?
Ключников кивнул головой.
— Согласен. Вести успешную оборону, будучи прижатыми к самому проливу и имея очень шаткую связь с Сааремой через дамбу, невозможно. Плотность артиллерийского огня противника тут очень большая. В силах он нас превосходит раза в три-четыре. Никаких укреплений у дамбы с этой стороны нет, укрывать людей негде.
С доводами Ключникова согласились все. Обсудили порядок отвода частей через пролив Вяйке-Вяйн, выделили прикрытие и разошлись по подразделениям.
В ночь на третий день боев подразделения, оборонявшие Муху, начали стягиваться к дамбе. Надводная часть ее — узкая.
Людей и технику переправлять пришлось не только по тесной полоске тверди, а и по мелководью.
Враг обнаружил отступление, когда головная колонна уже достигла середины дамбы. Гитлеровцы немедленно бросились в атаку, попытались помешать переправе, сбить заслон, прикрывавший ее. В бой с неприятелем вступил батальон 46-го стрелкового полка и сводный отряд пограничников. Несколько раз немцы, ведя сильный пулеметный и автоматный огонь, прорывались почти к самой дамбе, но пограничники и пехотинцы встречными штыковыми ударами отбрасывали неприятеля. Иногда в бой включались подразделения, подошедшие к переправе. В результате почти весь вражеский отряд был уничтожен.
Утром бой за Ориссарскую дамбу разгорелся с новой силой. Малочисленное прикрытие с трудом сдерживало наседавшего противника. В самые критические моменты командиры поднимали бойцов в штыковые контратаки.
К восходу солнца переправа закончилась. Чтобы уплотнить оборону, Ключников приказал связистам лейтенанта Пожарского и саперам лейтенанта Г. Кабака оттянуться ближе к проливу. Бойцы 37-го отдельного инженерного батальона под командованием капитана Сараева с помощью истребительного отряда начали минировать дамбу.
Прилетели вражеские самолеты.
С бреющего полета фашистские летчики стали поливать минеров пулеметным огнем. Работа приостановилась. Тогда майор А. Лейбович поставил на полуторку спаренную пулеметную установку и пустил ее по дамбе.
— Поможет ли? — усомнился Ключников.
— А что делать, Николай Федорович? На безрыбье и рак рыба. Заставим фашистов подняться несколько выше, и то хорошо.
Автомашина быстро неслась по узкому — всего три метра — полотну. И в спокойной обстановке тут особенно не разгонишься, а тем более под огнем. Чуть оплошал, сдали нервы — и сорвешься в море. Затаив дыхание мы ждали первой схватки пулеметчиков с фашистскими самолетами. В километре от берега машина вдруг остановилась.
— Ах, черт! — вырвалось у Ключникова. — Неужели мотор отказал?
Лейбович крякнул, смешно вскинул к небу руки и бросился к дамбе со словами:
— Ну я ему сейчас всыплю!
В этот момент на дамбе затарахтели пулеметы. Фашистский самолет отвалил в сторону и круто пошел вверх. И второй, напоровшись на плотный огонь зенитчиков, тоже поспешил выйти из опасной зоны. Над берегом они развернулись и снова устремились в атаку. Сменила позицию и полуторка. И снова вражеская атака была отбита. Тогда гитлеровцы поднялись выше и уже оттуда повели огонь по бойцам, минировавшим дамбу. Но такой огонь большой опасности не представлял.
Наконец дамбу подготовили к взрыву, и Ключников приказал покинуть остров Муху. Прикрывать отход последних подразделений остался на берегу небольшой отряд пехоты. Красноармейцы отбивались до последних сил. В основном сдерживал противника огонь пулеметного расчета. С небольшого пригорка отлично простреливались подступы к дамбе. На ровной оголенной поверхности негде было укрыться, и атаки гитлеровцев захлебывались.
Когда последние бойцы из отряда прикрытия ступили на дамбу, полковник Ключников подошел к подрывникам.
— Готово? — спросил он капитана Сараева.
— Да. Прикажете взрывать?
— Нет, пусть немцы вступят на дамбу.
Гитлеровцы не заставили себя долго ждать. Вот показалась танкетка, за ней — колонна пехотинцев. Противник торопился воспользоваться переправой. Видимо, в горячке боя немцы забыли, что сооружение могло быть заминированным. А может быть, просто не допускали мысли, что мы успели это сделать. Во всяком случае, они шли по дамбе и по обеим ее сторонам довольно беспечно. Ключников наблюдал за продвижением противника в бинокль. Немецкая колонна была уже на полпути к саремскому берегу.
— Готовьтесь, Сараев.
Капитан поднял руку.
— Хотя подождите, пусть еще продвинутся метров на триста-четыреста.
Несколько минут напряженного ожидания.
— Подрывайте, — сказал Ключников.
Капитан, сняв фуражку, махнул ею. Над проливом раздался грохот. В воздух взметнулись каменные глыбы, столбы воды, обломки боевой техники.
Ночью на месте взрыва побывали разведчики. По их словам, на дамбе погибло около восьмисот фашистов. Возможно, ребята несколько преувеличили. Но то, что урон, нанесенный врагу, был все же велик, в этом у нас не было сомнения. И мы не избежали потерь. В последних боях на острове Муху смертью храбрых погиб начальник штаба БОБРа подполковник Охтинский. Он прибыл туда, чтобы на месте координировать действия частей. Но части эти были уж очень малочисленны. И Охтинский предпочел возглавить сводный отряд моряков. Обладая незаурядной личной храбростью, он в критические моменты брал в руки оружие и сражался как рядовой боец. Вражеская пуля нашла его за пулеметом.
