В один из дней Цитович извинился и сказал, что написать очерк о Губенко не может, что это не его направление, распрощался и уехал. Антон очень смеялся: отказ Цитовича его не обидел. Не может так не может. И даже стал забывать о литераторе, как вдруг позвонил Чкалов. Валерий Павлович рассказал, что был у Алексея Николаевича Толстого и стал свидетелем, как тот ругал Цитовича. Чкалов против обыкновения своего не торопился и подробно передавал разговор Толстого с Цитовичем.
Толстой говорил Чкалову, что «сей отрок» не может написать очерк об Антоне Губенко. Потом обратился к Цитовичу, говоря, что большевистской прессе нужны личности, яркие, выдающиеся индивидуумы. Партия воспитала тысячи, сотни тысяч новых героев, и народ должен знать о своих героях воздушного флота. Сегодня они рекордсмены, а завтра бойцы. Фашизм уже утвердился в Европе. Как знать, эта ползучая тварь не захочет ли завтра захватить территории Азии, Америки, а может быть, и Африки. Чкалов тогда заметил Толстому, что, мол, лучше бы не разносить литератора, а похвалить его, потому что он реально оценивает свои силы, понимает, что не может исполнить задание. А Толстой рассердился и заявил Чкалову: «Нет, нет, нет, дорогой Валерий Павлович, идите сюда, и вы тоже, голубчик Цитович, идите!» — и он подвел Чкалова и Цитовича к окну и показал им улицу. А там — люди, машины. Удивленный Цитович напряженно думал, морщил лоб, спросил: что, мол, там такое? А Толстой: «Как что? Вы не можете понять их, новых людей. А нам и не надо поверхностное описание жизни командира Красной Армии. Нам нужна его внутренняя суть, психология, мотивы, побуждающие идти на риск в полете. Вы будете писать, вы должны писать. Идите!»
— Вот так, Антон! — закончил рассказ Чкалов. — Ты, Антон, помоги этому литератору. Помоги! Разъясни этому Цитовичу, что можно и нужно написать. Или расскажи все, что надо, а он уж пусть литературно обработает.
Губенко выполнил просьбу Чкалова. Он охотно рассказывал о себе и своих товарищах, а также и Дальнем Востоке; Цитович об одном и том же переспрашивал по нескольку раз, а Губенко терпеливо повторял и разъяснял непонятное. Иногда отвлекались от записи.
— Тяжело? — спрашивал Антон...
— Ничего, это наш труд, — говорил Цитович. — А разве летать легче? Совершенствуется и ваш и наш труд, но значительно быстрее усложняется ваша профессия. Наверное, это очень приятно, радостно, что ли, чувствовать свою сопричастность к гигантскому делу, к свершению великого?
— Конечно, — отвечал Губенко, — но я не фетишизирую ни одну из профессий. В каждой можно достичь многого. Дело в человеке, в его отношении к своему труду...
Через несколько дней очерк был написан, и автор приехал с обработанной рукописью. Антон читал вслух, ему нравился очерк, хвалил Цитовича. Но когда перевернул последнюю страницу, увидел свою фамилию.
— Что это? — удивился Антон.
— Подпись автора...
— Но автор не я, а вы!
— Не могу быть автором, — упрямился Цитович. — Я практически ничего не сделал. Это записи вашего рассказа.
— Не надо со мной ссориться. Ведь я могу вам еще пригодиться. Вы — автор, — твердо объявил Антон.
— Антон Алексеевич!.. Моя честь...
— А моя честь? Я летчик, военный человек. Вы удостоили меня чести написать обо мне и... Аня, почему у нас ничего нет на столе? Наконец, я могу когда-нибудь выпить. К тому же повод какой! Понимаете ли вы, товарищ Цитович, какое большое дело сделали. Авиация вам будет очень благодарна...
Утром следующего дня Цитович положил рукопись на стол А. Толстому. Прочитав очерк, он одобрительно посмотрел на нервного Цитовича, и собственноручно написал: «А. Губенко, Е. Цитович».
— Спасибо, голубчик, не обманули ожидания. Как жаль, что Алексей Максимович уже не узнает об этом.
...И все это уже в прошлом, стало историей.
Паровоз дал долгий, протяжный гудок. Антон поцеловал жену, дочку, грустно им улыбнулся и вскочил в вагон. Поезд медленно набирал скорость, устремляясь на юг.
Летчики устраивались в вагонах, готовясь к долгому пути. Деловая жизнь не прекращалась. Четкий распорядок дня предполагал занятия, учебу, самостоятельную работу командиров. Вместе с ними ехали представители Наркомата иностранных дел, Наркомата обороны, управления ВВС РККА.
Представитель Наркомата иностранных дел, высокий, неопределенного возраста мужчина, с густыми седыми волосами, приятной наружности, рассказал летчикам о прошлом Китая, о тех отношениях, которые сложились между Советской Россией и Китаем после Великой Октябрьской социалистической революции. Губенко с жадностью слушал, о чем говорил этот дипломат, проживший много лет в Китае. Сейчас он ехал в соседнем вагоне, и Антон подумал о том, что их будут экзаменовать. Вообще вся подготовка добровольцев складывалась, как думал Губенко, из трех самых важных этапов. Первое: рассказать летчикам, как развивались отношения между СССР и Китаем. Второе: дать характеристику нынешней военно-политической обстановки, помочь разобраться в современном положении страны. И третье: сообщить все, что известно о противнике, о военных силах японской империи, сосредоточенных в Китае.
Новая веха в историческом развитии Китая началась после Великой Октябрьской социалистической революции.
На пятом съезде Советов 4 июля 1918 года народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин заявил:
«Мы уведомили Китай, что отказываемся от захватов царского правительства в Маньчжурии и восстанавливаем суверенные права Китая... Мы готовы отказаться от тех контрибуций, которые под разными предлогами были наложены на народы Китая, Монголии и Персии прежним русским правительством...»
Президент Китая доктор Сунь Ят-сен в телеграмме Ленину писал:
«Революционная партия Китая выражает глубокое восхищение тяжелой борьбой, которую ведет революционная партия вашей страны, и выражает надежду, что революционные партии Китая и России объединятся для совместной борьбы».
Революцию невозможно совершить кучкой, группой людей. Нужны единомышленники, соратники, бойцы, массы.
В ноябре 1922 года глава советской дипломатической миссии А. А. Иоффе встретился с доктором Сунь Ят-сеном, у них была продолжительная беседа. Доктора интересовали союзники большевиков по революции, структура власти, соотношение государственных и партийных органов, организация армии. Сам он рассказывал советскому гостю о желании реорганизовать Гоминдан по образцу большевиков, иметь союзников в лице крестьян и рабочих, о намерении послать в Москву военно-политическую делегацию, договориться о помощи.
— Наши взоры устремлены на Россию, — говорил Сунь Ят-сен. — Отныне, если не следовать примеру России, революция не сможет быть успешной... Мы должны учиться у русских. Если наша партия не будет учиться у русских, она не добьется победы...
