«На грубый мир, на низменные души…»
На грубый мир, на низменные души
Ночная тень медлительно сползла,
Но тот, кому даны глаза и уши,
Касанья темного не ощутит крыла.
Поэт не спит. Его томит тревога,
Она ему, как страшный дар дана,
И только тайн
Его душа мучительно полна.
Nocturne («Ночью долгой в одиночестве…»)[118]
Ночью долгой в одиночестве
Сны не снятся, сон бежит…
Как мне вспомнить имя-отчество? —
Память темная молчит.
Знаю, жил многозначительно
Этот странный человек,
Только, видно, расточительно
Прожил он свой серый век.
И совсем как офильмована
Жизнь его передо мной,
Темной краской заштрихована
Или краской голубой…
Сколько было обещано,
Сколько было дано,
Сколько было завещано
Или запрещено…
Сколько было возможностей —
Помнишь об этом ты?
Сколько было и сложностей,
Чуда и простоты…
— Ночью долгой… Но словами ли
Рассказать про свет, про тень?
— Ну, вставай, Семен Абрамович,
Начинай привычный день.
Кинерет(«Невозможно понять, где кончается небо, где море…»)[119]
Невозможно понять, где кончается небо, где море,
Горы в воздухе виснут, иль длинная цепь облаков?
Невозможно понять, что в душе моей — радость иль горе…
Будто время вернулось обратно к истоку веков…
Галилейское море. Ладья с рыбаками. И сети…
Что они наловили сегодня? И где Рыболов?
А у берега — море людское и люди, как дети,
И, как солнце, сиянье простых, потрясающих слов…
Вот — по этой земле… И следы от шагов не сотрутся.
Вечер легкий спускается в синий и розовый цвет.
Скоро звезды взойдут, скоро звезды над миром зажгутся,
В галилейской ночи окуная лучи в Кинерет.
Иом Кипур («Земля дремала в тишине…»)[120]
Земля дремала в тишине
В прохладе полнолунной ночи,
Но душно, душно было мне,
Как будто был я опорочен,
Как будто все грехи людей,
Тысячелетняя их драма
Легли на совести моей,
Как камни рухнувшего храма…
— О, Господи, ну что я мог,
Что я могу — слепой и слабый,
Мне ли найти средь всех дорог
Единый путь, прямой и правый?
Мне шестикрылый серафим
На перепутьи не явился,
Земным отчаяньем гоним,
Я ждал, я жаждал, я молился…
О, если бы для всех племен
Полуживых на дне глубоком
Тобою был я одарен
Глаголить пламенным пророком!
Чтоб разбудить, чтобы воззвать,
Чтобы зажечь священным словом —
Увы, но эту благодать
Я заслужить не мог пред Богом…
Иное счастье мне дано —
Быть горечи земной поэтом…
Но счастье ль это? Все равно!
Мои слова всегда об этом,
Ведь люди безнадежно спят
И покаянье их не гложет
И даже Тот, Кто трижды свят,
Спасти от смерти их не может…
Луна спокойно с высоты
Над миром дремлющим сияла
И жалкие мои мечты
Холодным светом обливала.
1970
«Оспаривать у ветра быстроту…»[121]
Оспаривать у ветра быстроту,
У облака легчайшее паренье
И камнем вдруг сорваться на лету
В земли тупой столпотворенье…
Разочарованно лежать
И все ж надеяться на чудо,
Нет, не могу, природа-мать,
Принять позор такого блуда…
Я камнем создан. Но порой
И в камне музыка таится,
И тот, кто не совсем глухой,
Быть может, ею насладится.
«С каждым днем я все больше поэт…»[122]
С каждым днем я все больше поэт,
Только голосом тише и глуше,
Но в стихах моих воздуха нет —
Только бьются, как рыба на суше…
Задыхаюсь от звуков и слов,
От далекого тайного зова
И как будто на жертву готов,
Но не знаю заветного слова,
Что потеряно было в веках
Со времен сотворения мира —
Без него мироздание — прах
И бездушна беззвучная лира…
«Когда волшебная стихия…»[123]
Когда волшебная стихия
Тебя сорвет и унесет —
Какие могут быть, какие
Исканья рифмы и расчет?
Подвластна ветру и теченью
Летит крылатая ладья
И в пене волн струится пенье —
О, Муза, музыка твоя!
Та, что ничем необъяснима
И не заказана никем,
Что рвется вдруг неудержимо
Без содержания, ни тем.
Она давно тебя томила,
В тебе беззвучная жила,
Но ритма внутренняя сила
Ее на волю увлекла.
Потом, когда на берег скучный
Ты будешь выброшен волной,
С душою легкою и звучной
Ты поспешишь к себе домой.
Но, хлад земли! Волненье стихло,
И вот ты за своим столом
Начнешь искать слова и рифмы,
Скрипя критическим пером…
И ты найдешь — судьба поэта —
Что слышный отзвук между строк —
Напоминанием, что где-то
Твой дух был волен и высок.
«Когда ты мед посыплешь перцем…»[124]
Когда ты мед посыплешь перцем,
Ты извратишь природный вкус…
Не головой, а чутким сердцем
У жизни правде я учусь.
Оно живет лишь откровеньем,
Навеянным издалека
Под милосердным дуновеньем
Невидимого ветерка.
«Есть то, что выше знанья…»[125]